Выбрать главу

Но что- то внутри его не позволяло ему действовать столь грубо, по крайней мере с Франческой. Ему необходимо было ее одобрение. Пускай выраженное всего лишь кивком или стоном. Возможно, она и пожалеет об этом потом. Но ему не хотелось, чтобы она при этом еще и думала, что совершила это бездумно, что не сказала «да».

И ему нужно было это ее «да». Он любил ее долгие годы, мечтал о том, чтобы прикоснуться к ней, так долго. А теперь, когда мечта его сбылась, он был не уверен, что выдержит, если и она не будет его так же желать. Сердце мужчины так легко разбить, и его сердце, похоже, не вынесет нового удара.

– Хочешь, я перестану? - прошептал он и на сей раз действительно перестал. Он не отнимал руки, но замер, давая ей минутную передышку для принятия решения. И он откинулся назад, чтобы она видела его лицо. Или по крайней мере чтобы он мог видеть ее лицо.

– Нет, - прошептала она, но глаз на него не подняла.. Сердце у него в груди так и подпрыгнуло.

– Тогда пора мне начать делать все то, о чем я столько рассказывал, - промурлыкал он.

И так и поступил. Опустился на колени и стал целовать ее. Она содрогалась, а он целовал, она стонала, а он целовал. Она вцепилась в его волосы, а он целовал, и когда она выпустила его волосы и стала шарить руками в поисках опоры, он все целовал.

Он целовал ее всеми способами, какие обещал. И довел ее почти до пика страсти.

Почти.

Следовало бы довести дело до конца, до победы. Но он просто не в силах был сдерживаться. Он должен был обладать ею немедленно. Он желал этого так давно - желал, чтобы она выкрикивала его имя и содрогалась в его объятиях. Но когда это случилось - в первый раз по крайней мере, - он желал только одного: оказаться внутри ее. Ощущать ее кругом себя и…

Черт, ну хотел, и все, и если это означало потерю самоконтроля, пусть так.

Трясущимися руками он расстегнул брюки, и его возбужденная плоть наконец оказалась на воле.

– Майкл? - прошептала она. До того глаза ее были закрыты, но, почувствовав, что он зашевелился и рука его отпустила ее, она глаза открыла. Она посмотрела на него, и глаза ее раскрылись еще шире. Никаких сомнений относительно того, что должно было произойти, оставаться не могло.

– Ты нужна мне, - проговорил он хрипло. Так как она не шевелилась, только продолжала изумленно смотреть на него, он повторил: - Ты нужна мне сейчас.

Но не на столе - это даже при его умении было бы невозможно, так что он подхватил ее, и она, содрогаясь от восторга, обвила его ногами, и опустил на мягкий ковер. Это, конечно, была не кровать, но не мог же он превратить ковер в кровать? Да и, честно-то говоря, какая разница? Он снова поднял ее подол до талии и лег на нее.

И вошел в нее.

Он собирался делать это медленно, но она была такая жаркая и распаленная, что он проскользнул внутрь в одно мгновение. Она только ахнула.

– Тебе было больно? - прохрипел он. Она покачала головой и простонала:

– Не останавливайся. Пожалуйста!

– Ни за что, - торжественно пообещал он. - Никогда. Он заработал, и она рванулась навстречу ему, и оба они были настолько возбуждены, что буквально через мгновение оба достигли пика.

И он, переспавший с тысячей женщин, вдруг понял, что он всего-навсего зеленый юнец.

Потому что он ни разу не испытывал ничего подобного. Прежде любило только его тело. Теперь - его душа.

Глава 18

…само собой разумеется.

Из письма Майкла Стерлинга его матери Хелен три года спустя после его отъезда в Индию.

На следующее утро на душе у Франчески было так скверно, как давно уже не бывало.

Ей хотелось плакать, но даже и плакать не получалось. Слезы - это для невинных, а она уже никогда не сможет так сказать о себе.

Она ненавидела себя в это утро, ненавидела за то, что предала свое сердце, отступилась от всех своих принципов, и для чего? Для безнравственных плотских утех.

Она ненавидела себя за то, что почувствовала влечение к какому-то мужчине, помимо Джона, а больше всего за то, что вчерашний чувственный угар оказался сильнее того, что она когда-либо испытывала с мужем. В ее браке было много смеха и много страсти, но ничего, решительно ничего такого, что подготовило бы ее к восторженному оцепенению, в которое она впала, когда Майкл склонился к ней и принялся нашептывать на ухо совершенно безнравственные вещи.

Или к тому взрыву чувств, который ошеломил ее после того, как он осуществил на деле все те неприличности, о которых шептал ей.