Я поднялся вверх по узкой, не особенно чистой лестнице и оказался в коридоре перед дверью из матового стекла; на уровне глаз на стекле чернел силуэт скорпиона, закрученный хвост которого готов был распрямиться и нанести удар жертве.
Я вошел в приемную и кивнул женщине с блестящими от лака волосами, прическа которой напоминала воронку во время торнадо.
— Вы…
— Старк.
— Пройдите через эту дверь в зал, затем третья дверь налево. — Она заученно улыбнулась и вновь склонила свою прическу типа торнадо над пишущей машинкой.
По обе стороны коридора все двери были застеклены матовым стеклом, и на каждой из них красовался зловещий символ. В конце коридора виднелась пожарная дверь.
Мистер Эррера был приземистый, с брюшком, лысеющий мужчина лет пятидесяти. У него были проблемы с дыханием — синдром астмы или эмфиземы, и он изрядно утомился, пока вынужден был выйти из-за стола, пожать мне руку и снова сесть в кресло. Пытаясь успокоить дыхание, он стал перекладывать бумаги на столе.
Я сел на удобный кожаный стул стоящий под острым углом к письменному столу.
— Луис сказал вам, что мы берем дорого?
— Да.
Последовала вялая улыбка.
— Даже слишком дорого. Но мы оперативны и хорошо связаны друг с другом. Только в Соединенных Штатах почти полмиллиона кубинских эмигрантов, остальные разбросаны по странам Латинской Америки и Европы. Многие из них разделяют политические цели «Скорпиона», и мы можем просить их выполнять определенные задания и наводить справки на их новой родине. За плату, разумеется: приходится платить за работу неполитического характера.
Он замолчал. Воздух со свистом вырывался из его горла. Снова криво улыбнувшись, он сказал:
— Это что касается цены, мистер Старк. А теперь вы должны достать чековую книжку.
Я вынул чековую книжку.
— Пять тысяч долларов на один из наших филиалов — «Гарсиа сейвингс энд Лоун компани».
Я выписал чек и протянул его мистеру Эррера. На моем счете в банке в этот момент значилось лишь триста долларов.
— Эти деньги не подлежат возврату, даже если нас постигнет полная неудача. И мы можем дополнительно потребовать денег для продолжения и завершения поиска. А теперь… — Эррера сделал паузу. — Луис говорил мне, что вы хотите найти женщину. Расскажите обо всем в деталях.
Пока я говорил, Эррера делал записи в блокноте. Я рассказал ему все или почти все — я не упомянул лишь об изумрудах. Я не считал возможным доверять «Скорпиону» такую информацию.
Я передал ему фотографию, сделанную Дугом Канелли; ксерокопии документов Кристин-Элен, подписанных в Белизе, номер почтового ящика в Новом Орлеане и сообщил некоторые детали, которые, Как я полагал, могли помочь поиску. Я отдавал себе отчет, насколько скудна представленная информация, однако Эррера остался доволен.
— Мы разыщем ее, — уверенно заявил он. — У нас есть друзья в Новом Орлеане, которые наведут справки о почтовом ящике. Есть друзья и в Колумбии, так что, я думаю, мы выясним, что представляет из себя эта женщина на самом деле, если она была связана с перевозкой наркотиков. Нет сомнения, что ей нужна была виза для въезда в Колумбию. И ее могут знать те наши друзья, которые тоже задействованы в перевозке наркотиков.
— Она исключительно умна, мистер Эррера.
— Охотно верю. Но и мы не дураки. Перво-наперво мы должны идентифицировать ее личность. Дальше все сравнительно несложно. У нас есть друзья в информационно-поисковой разведке в администрации соцобеспечения, в различных политических и разведывательных агентствах.
— У вас всюду друзья.
— И враги тоже.
— Я только очень сомневаюсь, чтобы эта женщина платила федеральный подоходный налог или работала на чиновника, который сообщил бы о ней в администрацию соцобеспечения.
— Вы возвращаетесь в Ки-Уэст?
— Да.
— Один из моих друзей зайдет к вам завтра. Возможно, ему удастся проявить слабые отпечатки пальцев этой женщины с каких-нибудь предметов. Тогда мы через нашего друга-полицейского передадим их с помощью компьютера в Таллахаси, Вашингтон и Оттаву.
— У вас и в самом деле всюду друзья.
— И вы тоже наш друг, мистер Старк. Так нам сказал Луис.
Это был тот же самый дом, но воспринимался мною совсем иначе: сейчас он был пуст, и для меня он останется пустым навсегда, сколько бы людей в нем ни находилось. Комнаты были мертвы. Я не привнес сюда жизни.