— Так много?
— Примерная скорость Карибского течения в том районе один узел — это одна морская миля в час. Двадцать четыре мили в сутки, всего девятнадцать суток, да если сделать поправку на попутный ветер, который дул временами…
— Миссис Терри не загорела… Над плотом был тент?
— Да. Это был сферический плот с куполообразным тентом и отсеком для воды в качестве балласта.
Он встал.
— Мое варево нельзя назвать классическим чили — я добавляю сельдерей, фасоль и прочее.
Блюдо было отменным. Мы съели по две больших миски чили и выпили все пиво. Канелли налил еще по солидной дозе виски.
— А кто увидел плот? — спросил я.
— Я увидел.
— Отличное зрение.
— Отличное зрение… Как бы не так! Я чуть не наскочил на нее.
— И вы сумели поднять ее?
— Тут нам повезло. Набегала высокая волна. Я поставил «Калиопу» с подветренной от плота стороны и стал дожидаться. Один из моих людей, рискуя собственной головой, спустился вниз по переносной лестнице, схватил Кристину с плота и поднял на палубу. Малейшая оплошность, и они оба могли погибнуть.
Я заполучил имя спасателя — Гектор Круз, кубинец, записал его адрес и номер телефона, а затем спросил, что рассказывала миссис Терри о смерти мужа и о своих переживаниях на плоту.
— Очень скупо. Да я и не настаивал.
— Но она все-таки рассказала, что ее муж получил травму головы, когда яхта затонула, и умер на следующий день?
— Совершенно верно.
— И она сбросила тело в море.
Это было во вчерашнем сообщении службы береговой охраны.
— А вы бы оставили его на плоту? — спросил Канелли.
— Я не имел в виду ничего такого, что вам показалось… Конечно, ей нужно было избавиться от трупа. Дуг, у вас есть на борту фотографии?
— Нет.
— А никто из команды не фотографировал, когда спасали миссис Терри?
— Я фотографировал, но потом. Я сделал несколько снимков Кристины в течение последних двух дней. Все-таки это волнующее событие — спасение человека, и мне хотелось зафиксировать его.
— Любому бы захотелось… А где пленка?
Он неожиданно махнул в сторону рундука.
— Все еще в камере. Вообще-то я дерьмовый фотограф. Не исключено, что снимки не получатся.
— Послушайте, Дуг, дайте мне пленку, я отдам ее проявить в нашей лаборатории. Мы заплатим вам, если позволите использовать ваши снимки.
— Право, не знаю…
— Разумеется, немного, — скажем, по тридцать долларов за каждый опубликованный снимок. Мы направим их в телеграфное агентство и выплатим вам проценты от той суммы, которую оно нам заплатит. В общей сложности вы сможете поиметь несколько сот баксов.
— А вы не испортите пленку?
— Гарантирую! Я верну вам негативы и оттиски завтра.
— О'кей.
Он вынул из камеры тридцатипятимиллиметровую черно-белую пленку и отдал ее мне.
— Ничего не говорите о пленке моим коллегам, — попросил я.
Мы поговорили еще минут десять, затем я поблагодарил Канелли, пожал ему руку и ушел.
На полпути к главному доку я увидел темные фигуры, которые двигались в мою сторону, и вскоре услышал громкий, театрально-удивленный возглас.
— Ужели вы, мой господин?
Это были Ветеран, Луис и Ясноглазка.
— Какие новости, мой господин? — осведомился Ветеран.
— Чудесные! — баритоном Гамлета пропел я.
— Так поделитесь с нами!
— Нет, я боюсь, что вы их разгласите.
— Клянусь — не я!
— Есть кто-нибудь на «Калиопе»? — вмешался в наш дуэт Луис.
— Шкипер.
— Он как — разговорчив?
— Был. Но я думаю, Луис, что сейчас он изрядно устал от прессы… А где вы были?
— Разговаривали с офицером службы береговой охраны.
— Есть какая-нибудь интересная информация?
— Практически никакой.
Ясноглазка дрожала и пыталась согреться, обхватив себя руками.
— Ты все еще с Луисом? — спросил я ее.
Она кивнула.
— Он обещал купить мне настоящий кубинский обед.
— Я думаю, что настоящий кубинский обед состоит из желтого риса и черных бобов.
— Пошли, пошли, — поторопил Луис.
Он и Ясноглазка двинулись к доку, а Ветеран, пьяный в доску, хватаясь за леер, последовал за ними. Спустя минуту я услышал, как он театрально продекламировал:
— Вы разбиваете благородное сердце. Спокойной ночи, милый принц.
Глава третья
Срок подачи всех материалов истекал приблизительно через девяносто минут, и в офисе кипела напряженная работа. Чарли Паттерсон сидел за письменным столом, яростно чиркая карандашом по желтым листам. Рукава его рубашки были закатаны, седые волосы всклокочены, глаза налиты кровью.