— Трое против двоих, — говорит Де Росси. — Тебе конец.
Сэл смеется. — Шансы могут быстро измениться. Джорджио, я должен поблагодарить тебя за то, что ты помог мне связаться с моим сыном. За последние несколько дней мы провели много времени вместе, и должен сказать, что Поло поразил меня своим честолюбием. Я уверен, что он научился всему этому у тебя. Мы говорили о том, как мы будем действовать по-другому, если у нас появится шанс по-настоящему встряхнуть организацию.
— Ты можешь поступить как мужчина, — кричит Де Росси, — или умереть как дрянь. Выбирай быстрее, или я сделаю выбор за тебя.
— Джорджио, сынок, не забывай, что мы — семья, — кричит Сэл. — Переходи на мою сторону. Еще не поздно. Окажи мне эту услугу, и мы будем править Казалези вместе. Я и мои мальчики.
— Твои мальчики лежат, разбросанные по дороге к твоему дому, и Поло скоро к ним присоединится. — Нет смысла затягивать со словами. — Вы оба, блядь, мертвы.
— Джио! Не делай этого! — осмеливается кричать этот предательский урод. Его голова появляется из-за дерева. — Прости, я не хотел, чтобы с Мартиной получилось так некрасиво. Прости меня, брат. Мы все совершаем ошибки, не так ли? Давай начнем все сначала.
Он никогда раньше не называл меня братом. Неужели он думает, что это слово что-то значит для меня?
— Поло, ты гребаный кусок мусора, — отрезаю я. Мой взгляд переходит на Раса, стоящего рядом со мной. — Мы должны обойти их, взять их с тыла.
Он кивает.
Мы двигаемся быстро, но Поло и Сэл настигают нас. Они бросают свои позиции и бегут вглубь леса.
— Они разделились, — кричу я Расу. — Я иду за Поло.
Надеюсь, он почувствует тот ужас, который, должно быть, испытывала Мартина, когда он гнался за ней. Теперь он должен понять, что живым ему отсюда не выбраться.
Мы обмениваемся несколькими пулями и промахиваемся. Листва слишком густая. Я вижу, как он мелькает между ветвями впереди, и, не желая терять его, пробиваюсь вперед, пока он не появляется в поле зрения.
Он разворачивается, направляет на меня пистолет и стреляет.
Я отпрыгиваю в сторону, но пуля задевает мою руку, пронзая ее болью. Когда я открываю ответный огонь, я целюсь ему в колено, и он падает.
— Черт! — кричит он, его голос срывается от боли.
Я иду, возвышаясь над ним. Кровь стекает по моей руке, пачкая пистолет в моей руке. Я смотрю на его сморщенную фигуру и чувствую вспышку отвращения.
— Я не хотел, чтобы все зашло так далеко.
Он задыхается, его панические глаза прикованы к моему лицу.
Я наступаю на его руку, добиваясь от него крика. — Неприятно быть на стороне проигравшего, не так ли? Знаешь, до того, как ты меня предал, я подумывал замолвить за тебя словечко перед Дамиано. Я собирался попросить его взять тебя на службу.
От этого взгляда на будущее, которого он теперь никогда не получит, его лицо искажается от ненависти. — У тебя было все, что я когда-либо хотел. Если бы ты поделился всем добровольно, я бы не был вынужден пытаться отнять это у тебя.
Я приседаю и беру его за воротник. — У меня не было ничего, кроме ненависти и боли. Ничего до нее. А ты посмел попытаться причинить ей вред.
Он задыхается под моей хваткой. — Прости меня!
— Прости. Как, блядь, тебе было жаль, когда ты перерезал горло Томмазо и Аллегре? Два года они жили с тобой. Два года они относились к тебе, как к родному. А ты убил их за иллюзию. — Его глаза выпучиваются, а я с каждым словом все крепче прижимаюсь к нему. — Я не думаю, что ты сожалеешь о том, что сделал. Ты сожалеешь только о том, что тебе не удалось сделать то, что ты пытался сделать.
Поло дергает рукой, и резкая боль пронзает мою ногу. Я отпускаю его и смотрю вниз: из бедра торчит нож.
Он кашляет, хватаясь руками за горло и пытаясь подняться, несмотря на больное колено.
Я поднимаю пистолет и направляю ему в голову.
Его глаза встречаются с моими.
— Джио…
Выстрел эхом разносится по воздуху.
ГЛАВА 38
МАРТИНА
Мы сидим в гостиной.
Я закутался в плед на диване, а Валентина сидит на стуле с прямой спиной, приковав взгляд к темному экрану телефона, лежащего на журнальном столике.
— Скоро должны быть новости, — говорит она, словно успокаивая себя.
— Дамиано позвонит тебе, когда все будет готово.
Она втягивает губы и качает головой. — Я должна была поехать с ним.
— Ты же знаешь, он бы тебе не позволил.
— Я просто так напряжена. Мне кажется, что с момента их отъезда прошло не несколько часов, а несколько дней.
Я прекрасно понимаю, что она чувствует. Беспокойство пробирает меня до костей, когда я волнуюсь за Джорджио. Когда Валентина сказала мне, что они уехали, часть моего гнева улетучилась.
Временно, помнишь?
Да, именно так я себе и говорила. Он снова окажется на крючке, если вернется целым и невредимым, но пока в моем сердце не осталось места для гнева. Оно заполнено тревожной болью, которая не утихнет, пока они не вернутся.
Я похлопала по месту на диване рядом с собой. — Иди сюда.
Валентина смотрит на меня. — Я не могу. У меня слишком много нервной энергии. Я пойду прогуляюсь.
Она берет с собой телефон и выходит на улицу.
У меня возникает соблазн последовать за ней, но я решаю не делать этого, вдруг ей захочется побыть одной. Оглядев комнату, я тяжело выдохнула. Затем я тянусь за подушкой и достаю оставшиеся два письма.
Мои мысли устремляются туда, куда я старалась не допустить.
Что, если Джорджио пострадает? Что, если он умрет?
Невообразимая тоска пронизывает мою грудь. В памяти проносятся воспоминания о нашей последней встрече на террасе, на этот раз окрашенные в еще более жесткий свет.
В тот вечер мы не были добры друг к другу.
Это похоже на ужасный конец того, что когда-то было прекрасным.
Он был моим первым поцелуем, моей первой любовью.
Была или нет?
Даже несмотря на то, что произошло, я не могу лгать себе.
Я хочу увидеть его снова.
Я беру один из конвертов и разрываю его.
Дорогая Мартина,
Сегодня я думал о том, как впервые поцеловал тебя на кухне в замке. Когда я опомнился и понял, что натворил, я был в ужасе, но не по той причине. Я боялся, что причиню тебе боль, да, но я также боялся, что ты расскажешь о том, что случилось с твоим братом, и испортишь мои отношения с ним.
Я во многом ошибался, в том числе и в отношении Дамиано. В последние дни у нас была возможность больше разговаривать, и он ясно дал понять, что никогда не поставит свои политические цели выше Тебя. Это заставило меня уважать его еще больше. Это также показало мне, что я проецировал на Тебя свои собственные сомнения. Я придумывал все эти внешние причины, по которым мы никогда не могли существовать, но настоящая причина всегда жила внутри меня.
Я не думал, что достаточно хорош для тебя. Я думал, что когда ты узнаешь мою историю и то, кем я был на самом деле, ты больше не захочешь меня. И когда ты сказала, что все еще хочешь… я не поверил. Я был уверен, что это случайность, и что однажды ты проснешься и одумаешься.
Прости меня.
Вот почему я оттолкнул тебя.
Я позволил своему страху руководить мной.
Я обещаю тебе, что больше никогда не позволю страху руководить мной.
Джорджио
Я натягиваю нижнюю губу на зубы. Валентина была права, когда анализировала его. Он начинает понимать. Он видит свои ошибки.
Но достаточно ли этого? Понимает ли он по-настоящему все, что сделал не так?
Что ж, нет смысла оставлять последнее письмо непрочитанным.
Дорогая Мартина,
Прошедшие дни принесли мне ясность. Я был так зол, когда твой брат объявил, что ты приняла предложение Грасси. Я был в ярости на Дамиано, на этого ублюдка Маттео, на тебя, на себя. Я был настолько потерян в этом отчаянном гневе, что не подумал о том, что у тебя могли быть свои причины согласиться на этот брак. Инстинкт подсказывал мне, что ты делаешь это из злости. Я мстительный человек, и я забыл, что Ты совсем не похожа на меня в этом отношении.