Когда она находит его в первый раз, Нагини кажется, будто вселенная наконец услышала ее молитвы.
Том красив во всем. Его черные глаза завораживают, а от запаха кожи — мускусного, с примесью имбиря и сандала — ей хочется утробно зарычать. Не то чтобы этот запах привлекал ее сейчас, но она все еще помнит, каково это — ощущать рядом человеческое тепло, мужчину. Поэтому, когда она утыкается мордой в его кожу, Том не возражает. Он знает, как сильно Нагини тоскует по своему человеческому облику. И готов на многое, чтобы сохранить эту первозданную мощь подле себя.
Он любит прикасаться к ней. Неукротимая сила струится от ее змеиного тела прямиком к нему. Наполняет потусторонним, животным магнетизмом. Когда Нагини рядом, Тому кажется, что нет в мире чего-либо ему неподвластного.
Покорность, которую эта огромная смертоносная змея демонстрирует рядом с ним, заставляет окружающих дрожать от ужаса. А страх дает Тому власть.
И хоть Нагини чужды амбиции и честолюбие, она на многое готова пойти, лишь бы Том держал ее рядом. Столько десятилетий она скиталась по миру одинокая, всеми забытая, волею проклятия застрявшая в змеиной личине — уже не человек, но еще не животное. Том стал ее панацеей. Тепло его прикосновений животворяще. Но не это заставляет Нагини благоговеть перед ним. Общение — вот тот бесценный дар, который Том ей преподносит.
Они разговаривают часами. Речи Тома так же красивы, как и он сам. Встретить мага, владеющего не только парселтангом, но и легелименцией, — невероятное счастье, о котором Нагини не смела и мечтать.
Том с охотой удовлетворяет ее жажду общения, рассказывает о себе и своих стремлениях, интересуется ее мнением, расспрашивает о жизни, как змеиной, так и той, человеческой. Ему интересна она, Нагини, искренне и неподдельно.
А еще он часто посылает ей образы. Дает прочувстовать свои ощущения — насыщение едой, упоение от превосходства над миром, покалывание волшебства на пальцах, удовольствие от секса. Это всегда разные эмоции, но Нагини жадно впитывает каждую из них, пропускает через себя, смакует, прокручивает в сознании. Благодаря Тому она снова может почувствовать себя человеком. Неприкрытое счастье, безграничная благодарность и, конечно, всепоглощающая любовь — вот что она испытывает рядом с ним.
В глазах Нагини Том идеален. Прекрасен и совершенен.
Ее почти не заботит его жестокость. Она научилась спокойно наблюдать за пытками. И быть полезной, когда Том просит. Нагини прекрасно осознает свою роль в его жизни, но разве это хоть сколько принижает то, что делает для нее он? Она готова на многое, лишь бы находиться рядом.
Том обещает никогда не покидать ее. Говорит, что они будут вместе всегда. Нагини безоговорочно верит ему, даже тогда, когда еще не знает о крестражах. А осознав, что именно он собирается обменять на бессмертие, впервые решается ему возразить. Но Том непреклонен. Душа в его понимании не настолько ценна, как власть над самой смертью. Нагини пытается объяснить, каково это, быть запертой в клетке из собственного тела, но он лишь смеется в ответ. И делает по-своему.
Конечно, она принимает его выбор. А когда холодной октябрьской ночью Том погибает от рикошета своего же проклятия, Нагини искренне радуется существованию осколков его души. Благодаря им он вернется.
Ей так хочется подсказать последователям Тома, как помочь ему возродиться, но они лишь с ужасом шарахаются прочь от огромной змеи, а позднее — и вовсе перестают навещать пристанище своего Лорда.
Нагини снова остается одна. Мучимая голодом, она вынужденно покидает убежище. Перебивается дикими животными, а порой — от безысходности — и случайными туристами. Но не это медленно разрушает ее, а отчаянная тоска по Тому.
Ей не хочется покидать юго-запад Англии. Нагини не знает, сколько лет проходит, но упорно ждет возвращения Тома. Она скитается по лесам, старается оставаться неприметной, но образ огромного змееподобного монстра то и дело всплывает в новостных хрониках.
Она понимает, что рано или поздно ее обнаружат. И уничтожат.
И чем дольше длится ее изоляция, тем сильнее ей хочется быть найденной.
Когда однажды она слышит визг шин позади, то почти радуется. Нагини апатично позволяет спеленать себя цепями и погрузить в закрытый фургон. Она настолько разодрана собственной тоской, что видит в сложившейся ситуации единственное спасение.
Спустя сутки она понимает, что ошибалась. А спустя неделю — что ее страдания только начинаются.
Найлз Колдер, худощавый мужчина с проседью в бороде, запирает свою находку в подвале какого-то заброшенного особняка. Всю степень его «доброты» Нагини оценивает, когда этот странный человек с маниакально-фанатичным взглядом втыкает ей в пасть трубки для откачки яда, а в вену — иглу для забора крови.
Этот болезненный ритуал повторяется регулярно. Шеф — именно так все называют ее мучителя — строит для Нагини вольер прямо в своей лаборатории. Он берет яд и кровь змеи еженедельно, каждый раз усыпляя ее перед этим. На основе этих ингредиентов Колдер синтезирует сыворотку, которую время от времени вкалывает другим своим пленникам. Вскоре Нагини понимает, что они вовсе не пленники, как она, а пациенты. Странный человек заботится о них, впрочем, делает это в присущей ему манере. Тех, кто умирает, он любезно скармливает ей.
В один из дней она наблюдает за операцией над мужчиной, в ходе которой от его человеческого тела остается лишь мозг. Нагини почти жаль его. Должно быть, жить в металлической оболочке еще хуже, чем в змеиной. Позднее ей становится известно его имя — Клифф. Он остается в этом доме и с уважением относится к своему спасителю.
Через лабораторию Колдера проходит немало человек. Выживают единицы, некоторые навсегда исчезают, но кто-то остается. Нагини не понимает почему, хоть и пытается. Со временем она узнает благодарность в их действиях. И отчетливо распознает преданность в глазах. Ее мучитель собирает вокруг себя одиноких, всеми брошенных людей, дает им новую жизнь, дом и семью. Делает для них то же, что Том сделал для нее. Возможно, Шеф не так уж плох?
Нагини почти смиряется со своей участью. Все-таки это лучше, чем одичало коротать время в темных промерзлых пещерах. Ей нравится наблюдать за жильцами дома, гадать, какая способность проявится у каждого нового подопытного Шефа после укола сыворотки. Но мысли о Томе постоянно бередят ее сознание. Он снится ей, иногда она слышит его голос и ощущает прикосновения. Фантомные ощущения делают тоску невыносимой. Ей хочется вырваться, но потом она вспоминает, что оказалась на другом материке, — и снова чувствует апатию. И только глупые мечты о Томе, который сможет разыскать ее каким-то чудесным образом, не позволяют надежде угаснуть полностью. Конечно, при условии, что он вернулся. И что до сих пор нуждается в ней.
— Эта змея всегда так пристально наблюдает за нами, — говорит Клифф как-то раз.
Шеф бросает долгий взгляд на Нагини.
— Я часто ловлю себя на мысли, что глаза этой твари слишком уж разумны, — кивает он.
Нагини взбудораженно мотает головой и пытается дать им понять, что она — не просто змея. Но из горла вырывается лишь шипение.
Замечание Клиффа растворяется в рутине дел, а вскоре и вовсе забывается. Все привыкают к умному взгляду «главного донора Шефа», а со временем — практически перестают замечать.
Нагини прозябает от скуки, тоски и одиночества. И почти мечтает о смерти.
Однажды в лаборатории появляется молодая девушка с сине-фиолетовыми волосами. Сначала Нагини не реагирует на новую пациентку Шефа. Но спор, который разгорается между зеленоволосым парнем (она так и не запомнила имя этого новенького) и Колдером, заставляет ее проявить интерес.
Девчонка не хочет принимать сыворотку. Она отчаянно сопротивляется — настолько, что в какой-то миг сила выплескивается из нее, черным вихрем заполняя помещение. Происходящее отчетливо напоминает вырвавшегося из-под контроля обскура, и Нагини впервые за долгое время вспоминает Криденса — свою первую любовь. То, с такой легкостью он променял их будущее на сладкие обещания Гриндельвальда, сейчас почти не ранит, но в свое время именно это спровоцировало ускорение ее проклятия.