Я прочищаю горло. — Это действительно не...
— Это щедрое предложение, — прерывает меня Папа. — Но ты наш гость. Я не могу заставить тебя так работать.
— Глупости, — говорит Рас. — Это будет всего лишь несколько часов в день. Дамиано и Вэл поручили мне сделать все возможное для выздоровления Джеммы, а если говорить начистоту, то, по-моему, она все еще немного нездорова.
Я пристально смотрю на него, мои глаза говорят о том, что я в полном порядке.
— Она выглядит немного бледной, — говорит Клео.
Мое раздражение возрастает. Думает ли Клео, что помогает мне? Возможно. Она понятия не имеет, что произошло между мной и Расом. Она улыбается и кладет в рот кусочек круассана.
Я пытаюсь снова. — Папа...
— Тебе будет удобно водить машину в городе? — спрашивает он Раса, игнорируя меня.
Рас кивает. — С удовольствием. Поверь мне, я обеспечу ее безопасность.
— Тогда решено. — Папа улыбается Расу, а затем поворачивается ко мне. Выражение его лица говорит о том, что его решение окончательное. — Отдай свое расписание Расу, Джемма.
Внутри меня закипает разочарование. Неужели мое мнение совершенно неважно? Ведь это меня он будет возить. Но я знаю, что произойдет, если я начну спорить за обеденным столом. Папа закроет мне рот, и я так и останусь с Расом в качестве водителя.
Я сжимаю кулаки под скатертью. — Завтра у меня частная встреча с магазином. Наверное, это будет очень скучно и займет много времени.
Взгляд Раса вспыхивает. — Отлично. Мне нужно запастись одеждой. Я не собирал вещи для арктического климата.
Хм. Как удобно.
— На какое время назначена встреча? — спрашивает он.
— Нет.
— Полдень. Манхэттен.
Рас залезает в миску на столе и на мгновение достает чашку йогурта.
Когда он наконец решается на один вариант, жар медленной волной распространяется по моей груди.
Персик.
Он смотрит на меня исподлобья, открывая чашку, с выражением чистой невинности, если бы не вспышка злобы в его глазах. — Мы выедем в одиннадцать, чтобы обьехать пробку.
На следующий день я вхожу в парадную дверь ровно в одиннадцать.
Рас уже ждет в машине и, увидев меня, выпрыгивает, чтобы открыть пассажирскую дверь.
Я стискиваю зубы. Я надеялась, что он опоздает, и тогда я смогу пожаловаться папе на его пунктуальность и настоять на том, чтобы моим водителем был Слепой Джо.
Да, я скорее рискну попасть в аварию, чем проведу следующие несколько недель на орбите Раса.
Я боюсь. Боюсь, что сделаю какую-нибудь глупость рядом с ним.
Боюсь, что мое влечение может перерасти во взрослую влюбленность и сделать следующие пять недель еще более трудными, чем они уже есть.
Как бы я ни старалась задействовать свою прежнюю неприязнь к Расу, у меня ничего не выходит.
Не после того, как он потратил несколько дней на то, чтобы вернуть мне здоровье.
И не после того, что произошло на его кухне.
Прошлой ночью он мне приснился. Мы лежали на кровати, меня лихорадило, и я прижималась спиной к его спине. Он провел прохладной мочалкой по моей шее, а затем ооустил ее на грудь. В этот момент я поняла, что на мне нет одежды. Мочалка скользила между грудей, по животу и вниз, между ног, где все было так чувствительно, что я не могла удержаться от стона. Губы прижались к моей шее, и знакомый голос спросил. — Ты мокрая для меня, Персик?
Я проснулась, возбужденная, потная и отчаянно нуждающаяся в разрядке.
Я никогда раньше не испытывала такого вожделения к мужчине, и в глубине моего сознания мелькнуло чувство вины. В конце концов, через несколько недель я выйду замуж за другого. И даже если я не люблю Рафаэля, мне все равно кажется неправильным мечтать о сексе с другим мужчиной.
Я сглатываю и смотрю на Раса. Его длинные волосы аккуратно убраны на затылке в свободный пучок, борода подстрижена. Его загорелые руки сгибаются на руле, когда он везет нас по окрестностям, следуя GPS. Одно из колец, которые он носит, - то самое, которое я примеряла в его спальне. От осознания этого факта у меня под кожей что-то гудит.
— Рас, что ты на самом деле здесь делаешь? — спрашиваю я, не в силах сдержать нотки раздражения в голосе. — Что бы это ни было, оно не может быть таким уж важным, если ты готов тратить столько времени на то, чтобы возить меня по городу.
— Это твой Папа велел тебе спросить меня об этом?
— Нет. — Я нахмурилась . — С чего бы это?
— Он, кажется, не поверил мне, когда я сказал ему, что нахожусь здесь с дипломатической миссией, чтобы лучше узнать наших американских партнеров.
— Что это значит?
— Это значит, что когда Дамиано берет на себя обязательство заключить такую крупную сделку, как та, которую мы собираемся заключить с кланами Мессеро и Гарцоло, мы должны быть уверены, что они оба смогут выполнить то, что обещают.
Фраза звучит отрепетированно, но суть ее, я думаю, имеет смысл. Это не кажется таким уж неразумным, хотя я понимаю, почему это не понравится папе.
Если Рас здесь именно для этого, то почему он так охотно вызвался меня возить?
Что-то во всем этом не так.
У меня такое чувство, что это как-то связано с синяком на моем лице. Вэл до сих пор не заговорила об этом, а я знаю свою сестру. Она не оставит это без внимания.
Рас здесь для того, чтобы присматривать за мной?
Наверное, я должна быть благодарна, если Вэл попросила его об этом. Папа не настолько глуп, чтобы ударить меня, пока Рас живет в нашем доме.
Пока что я в безопасности от него.
Но есть новая угроза. Угроза, исходящая от человека, сидящего за рулем.
Может быть, мне нужно напомнить себе все его недостатки, чтобы пресечь эту влюбленность в зародыше.
Он высокомерен и бесстыден.
Он не выносит холода. Он просто ребенок в этом плане. Я улыбаюсь, вспоминая, каким несчастным он выглядел прошлой ночью.
Я сканирую его. Даже сейчас он одет не по погоде. На нем шерстяной костюм и чистая серая рубашка на пуговицах, но нет пальто. Тепло в машине включено на полную мощность. Неужели он действительно не собирался на нью-йоркскую зиму?
Какие еще у него есть недостатки? Видела ли я когда-нибудь, чтобы он был чем-то взволнован?
Всплывает воспоминание. — Расскажи мне, как ты получил свое прозвище.
По тому, как нахмурились его брови, я поняла, что он не ожидал услышать это от меня.
— Почему? — подозрительно спрашивает он.
— Просто любопытно. Рас что-то значит?
Он переключается на быструю полосу. — В системе это означает человека с полномочиями, который все еще подчиняется вышестоящему начальнику.
В этом есть смысл. В конце концов, он подчиняется Дамиано. — Значит, Дамиано дал его тебе?
Он пошевелился в кресле. — Нет, меня так называют с шестнадцати лет.
— Почему?
Настроение в машине неуловимо меняется. Его профиль становится жестче, и у меня возникает четкое ощущение, что я вступаю во что-то неловкое.
Он некоторое время колеблется, прежде чем наконец ответить.
— Я получил его от парня из моего класса, — говорит он низким голосом. — Мы не ладили. Я сделал то, чего не должен был делать, и это начало войну между нами. Он дал мне это прозвище, чтобы унизить меня.
Чего бы я ни ожидала, это было не то. Мои ногти впились в мягкую плоть ладоней. — Что ты с ним сделал?
— Я украл его новый мотоцикл и разбил его. Его родители работали в бизнесе моего отца, и они годами копили деньги, чтобы купить его. Это был плохой поступок, — признается он, проводя большим пальцем по нижней губе. — И Нунцио позаботился о том, чтобы я за это заплатил.
— Он тебя избил?
Рас разражается невеселым смехом, как будто за этим кроется нечто гораздо большее. — Да.
Я обвожу взглядом его мощное, мускулистое тело. — Мне трудно себе это представить.
— Тогда я не выглядел так. Я был худым ребенком. Как сын местного капо, я мог бы рассказать обо всем отцу, чтобы тот позаботился о Нунцио, но это означало бы признание того, что я не могу справиться с ситуацией самостоятельно. Я был слишком горд для этого. Поэтому я терпел его побои почти два года, пока он, наконец, не решил нанести последний удар в ночь нашего выпуска.
От его тона у меня по жилам пробежал лед. Предчувствие чего-то ужасного. — Что он сделал?
Он прочистил горло. — Его друзья держали меня, пока он пытался перерезать мне вены на детской площадке за нашей школой. Они хотели, чтобы я медленно истекал кровью, чтобы я почувствовал, как ухожу. Им почти удалось это сделать, но тут один из учителей вышел покурить и увидел их.
Ужас обхватывает мое горло и сжимает его, когда мы въезжаем на парковку универмага. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Раса. Его профиль - маска. Нет ни намека на то, что он думает или чувствует.
Внезапно я теряюсь в догадках, что сказать.
Он мог умереть.
Моя грудь сжимается от желания утешить его, даже если это произошло давно. Я не могу представить, насколько это травмировало его. Когда тебя держат, как животное, пока кто-то режет тебе вены.
Мой желудок сжался. — Рас, мне так жаль.
Он ничего не говорит, пока паркует машину. Когда он выключает зажигание, я протягиваю руку и обхватываю ладонью его запястье.
Он замирает. Смотрит на то место, где я прикасаюсь к его коже.
Я осторожно тяну его руку к себе. Из-под рукава просачиваются темные чернила, и когда я поднимаю рукав, то вижу его. По центру запястья проходит тонкий шрам длиной около трех дюймов. Татуировки обхватывают его, не пересекаясь ни разу. Как будто он специально старался, чтобы он выделялся.
— Почему не скрыть?
— Я хочу помнить об этом.
Я провожу большим пальцем по шраму, и он вздрагивает в ответ. Медленно я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его взглядом. — Скажи мне, что ты убил его.
В его глазах вспыхивает огонь. Он убирает руку и говорит: — Пока нет.