Небо вняло!
Терпение, цветочки, деточки "мои, терпение! Дайте срок, вот встану и сразу же накрою вам на стол самый душистый на свете яблочный компот.
13 июля. Странный человек этот доктор. Уже третий раз замечаю, что он тайком хочет унести от меня лошадиный навоз. И в растениях он - ни уха ни рыла.
Голова трещит так, что сны снятся самые неожиданные. Прошлой ночью приснилось, будто я лейка и с небольшим запасом воды гуляю по пустыне. Вдруг прямо передо мной из - песка высовывается ежевидная головка Кактеи. Иссохшие губы беззвучно шепчут одно и то же слово: нет сомнений - она умирает от жажды. Я решительно наклоняюсь сколько могу - чтобы накренить носик, и чувствую, как содержимое изливается из меня. Вдруг из-за бугра выскакивает Бруно в каком-то развевающемся бурнусе с болтающимися на нем капустными листьями и осколками парникового стекла и кричит как оглашенный: "А, так вот ты каков!" И с этими словами хватает меня за шиворот и бросает на постамент какого-то сфинкса. Просыпаюсь я с головой, полной скрежещущего металла.
Что бы мог значить сей сон? Если Кактея обречена в нем на смертельную жажду, то Бруно-то что в нем забыл?
15 июля. Сызнова безуспешно пытался объяснить наконец, что означает для меня содержимое портфеля. Доктор всякий раз посмеивается в кулачок настолько вымученно, что во мне закрадывается подозрение: может, он озабочен не столько физическим, сколько психическим моим состоянием?
Цветочки, деточки мои, испытывают адские муки, так и слышу их всхлипы и хрипы. Но делать нечего, как только пытаюсь встать, розочки на обоях набрасываются на меня с кулаками.
19 июля. Мой друг пастор был у меня. К сожалению, недолго и все кашлял - не переносит запаха. Каково же ему будет общаться с вельзевулом, от которого разит серой? Насколько все-таки крепость веры зависит от выносливости носа! Пламенные грезы о запыленном, паутиной затянутом парничке с кактусами опаляют мне сердце. Иногда так колет в груди, точно мое сердце само стало кактусом. Так и есть, доктор принялся за свои психотерапевтические штучки. Стал выведывать, кто та особа с красавкиными глазами и в шубе из дикобраза. Я-де все твержу о ней в забытьи. "Кактусовый демон", - ответил я. "Интересно", - пробормотал он и что-то пометил себе, подчеркнув помеченное красным карандашом.
25 июля. Ну, знаете, Араукария могла бы немного и подержаться - видит же, что со мной творится! Так, нет, это обидчивое создание все ниже и ниже гнет свои ветви. А ведь бабушка завещала именно о ней печься в первую голову! У нотариуса-душеприказчика даже остался ордер, по которому можно взыскивать с меня за небрежный уход. И что теперь? Нет уж, встану - и будь что будет.
А вышло интересно: ногой я нечаянно наступил на полу халата и тотчас же свалился, как в нокауте, ударившись затылком об пол. Хорошо еще, что угодил между пустыми горшками.
23 июля. Получил открытку от Бруно: "Как дела-то тваи, Альбин? Очинь биспакоюсь и пириживаю". И четырнадцать, даже пятнадцать отпечатков измазанных землей пальцев. Нет, человек, он, право, приличный, а что во сне так вскипятился из-за Кактеи, то это, верно, какая-то ошибка.
Может, попросить врача, раз уж он не в силах вылечить меня, по крайней мере, отнести мои ботинки к сапожнику?
Какое там! Только я заикнулся, чтобы он взял на себя этот труд, как он поднял мне веко и стал всматриваться в зрачок, приговаривая: "Спокойно, спокойно, это пройдет". Все это начинает действовать мне на нервы.
Только бы цветочки, деточки мои, продержались еще немного. Скоро я закачу им такой лукуллов пир! Но они уже не верят моим обещаниям. Свесили измученные, увядающие головки на свои отощавшие плечи и руки, которые день ото дня становятся все прозрачнее. Еще немного, и можно будет рассматривать их скелеты, как на рентгене, на черном брандмауэре соседнего дома.
26 июля. С тех пор как я заговорил с ним о ботинках, врач относится ко мне так, словно я заряжен электричеством. По комнате ходит только на цыпочках, а стоит мне вздохнуть или поменять положение, как его ветром сдувает к двери, где он и мнется со смущенной улыбкой. Сейчас опять, вобрав голову в плечи и сверля меня глазами, в которых недоверие занавешено напускной добротой, он попытался подобраться к моим тайным мыслям. Положа, говорит, руку на сердце, что вы испытываете по отношению к портфелю с лошадиными яблочками? "Чувство небывалого счастья", - ответил я, и он опять отскочил как ужаленный к двери.
27 июля. Соседи тоже начинают выражать недовольство запахом. Время от времени стучат в дверь, и уже раздалось что-то вроде: "Какое хулиганство!" Все это очень похоже на новый психотерапевтический трюк.
Так и есть: врач явился сегодня с каланчой-санитаром, и они вместе попытались отнять у меня удобрение. От природы я, конечно, не слишком крепкого сложения и такой ерундой, как гимнастика, тоже пренебрегал, но грабеж касался не меня, а цветов, и это придало мне силы прямо-таки необыкновенные: санитар пулей скатился с лестницы, а врач вот уже с полчаса пыхтит под кроватью - ищет свои очки.
Уже настолько оправился, что с прежним пылом грежу иной раз о Кактее. Правда, образ ее в душе моей несколько смазался; наверняка это связано, я полагаю, с безжалостными методами лечения, какие практикует мой врач.
28 июля. Едва одолеешь внутреннего врага, как у ворот уже враг внешний. Названивая в дверь, барабаня в нее кулаками, изрыгая ругательства, соседи обрушили на меня ультиматум: либо я незамедлительно выбрасываю удобрение, либо сам буду выброшен в мусорный ящик. Тут уж никак не обойтись без хотя бы самой осторожной попытки встать. И - что я говорил: в этих розочках на обоях сидит какая-то вредная сила. Стоит мне приподняться, как они опутывают меня своими вьющимися гирляндами. И постель не удерживается оттого, чтобы не включиться в эту предосудительную карусель. Так что придется защищать удобрение в положении лежа. Для чего может пригодиться и состарившаяся под кроватью картошка.
У бабушки, припоминаю, тоже однажды вышли неприятности с удобрением. Как-то она дешево приобрела впрок на городской скотобойне солидную кучу для своих цветочных ящиков и до времени поместила ее на балконе. Поначалу соседи позатыкали да позажимали себе носы, однако ж потом терпение их лопнуло, а поскольку бабушка моя была, мало сказать, туговата на ухо, но к иным обращениям и вовсе глуха, то они вызвали пожарников. Последние живо выпростали к бабушкиному балкону, а это был третий этаж, пожарную лестницу с решительным и бравым капитаном на верхней ступеньке. Но бабушка моя была не промах. Едва завидев выросшую из цветов медную каску, сиявшую в лучах заходившего солнца, она выпорхнула на балкон и, подставив слегка опешившему гвардейцу банкетку, помогла ему перескочить через перила. Спустя короткое время оставшиеся внизу могли видеть, как пожарный капитан, орудуя изящным совком, питал бабушкины ящики удобрением. Произошло то, что и всегда происходило в подобных случаях: бабушкино обаяние легко одержало верх над казенной зловредностью намерений да еще и поставило ее себе в услужение. Врач прислал счет с описью всех лечебных расходов, включая услуги санитара, а также стоимость разбитых очков. Увидим, как посмотрят на сие профсоюзы.