– Как тебе ужин? Я его сам приготовил, почти без помощи автоповара, – и внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа. Подсознательно я чувствовал, что если она мне сейчас не ответит, если замкнется на себе и своих проблемах, то тогда ей прямая дорога к психиатрам, и скорее всего на весь остаток жизни. И тогда я ничем не смогу ей помочь.
– Все было чудесно, – тихо ответила она, не отрывая взгляда от тарелки.
– Я очень рад, что тебе понравилось. Я очень старался.
– Это все правда чудесно.
– Если ты не против, то теперь я и дальше буду готовить еду. За то время, пока я жил один, я здорово научился готовить. К тому же моя мама была прекрасной поварихой и многому меня научила в детстве. А папа, он был врачом, научил меня, как готовить диетические блюда, которые надо есть, скажем, людям, которые выздоравливают после операции или тяжелой болезни.
Да, плохой из меня собеседник. Светлана неожиданно вновь зарыдала, а я даже не знаю отчего. Оттого ли, что упомянул о будущем, которое ей сейчас видится в темных красках, или… Стоп! Она заплакала, когда я упомянул про родителей. Может, с ее родителями случилось что-то страшное, какая-то авария, например, в которой она винит себя? Потому и смерть Эда она восприняла столь близко к сердцу? Надо бы навести справки, чтобы в будущем никогда не затрагивать эту больную для нее тему. И еще я упоминал болезни! Это, очевидно, тоже что-то значит.
Я обошел стол и обнял ее.
– Что с тобой? – спросил я.
– Ничего, – ответила она и попыталась удержать слезы, однако это ей не удалось, и слезы потекли с еще большей силой.
– Что я такого сказал, что заставил тебя плакать?
Она даже не смогла ответить мне и просто уткнулась лицом в грудь, как сегодня днем на диване. Что же, черт возьми, происходит с ней?
Я погладил ее по голове и сказал по наитию:
– Это что-то связанное не только с Эдом?
Она вновь не ответила мне, продолжая плакать в мою жилетку.
– Что-то связанное с твоими родителями?
Светлана кивнула и расплакалась еще сильнее. Да, сегодня у нее день слез. Но что же произошло с ее родителями такого, что сейчас она бьется в истерике от одного воспоминания об этом?
– Расскажи мне, что случилось с твоими родителями.
Светлана попыталась что-то сказать, однако затем вновь уткнулась лицом мне в грудь.
«Может, кто-то из ее родителей покончил жизнь самоубийством, бросившись с высотного дома, а она винит в этом себя? И теперь проводит параллель с тем, что было, и с тем, что произошло совсем недавно?»
– Не бойся. Расскажи, что связывает Эда и твоих родителей.
Она оторвала голову от моей груди и тихо сказала:
– Ты возненавидишь меня за это.
– Что ты! Как я могу возненавидеть человека, которого без памяти люблю? – совершенно искренне воскликнул я.
– Я такая же, как мой отец, – ответила тихо Светлана и вновь уткнулась мне в грудь.
«Может, ее отец убил свою жену в ссоре из-за ребенка?» – подумал я. Я так задумался, что едва расслышал, как она сказала:
– Мой отец – Андрей Витько.
После этого она вновь уткнулась мне в грудь, словно ожидая моего решения.
Я сидел и тупо смотрел в потолок. Это имя должно было объяснить мне все, но я все равно не понимал, что оно объясняет. И внезапно понял. Андрей Витько – тот самый создатель чумы XXI века, человек, подаривший человечеству Красную Смерть.
– Тот самый? – уточнил я тихо.
– Да, – ответила Светлана, не поднимая головы.
Теперь все стало на свои места. У Витько действительно был ребенок, который остался в России с матерью, когда сам биолог уехал в Мусульманские Эмираты. Об этом ребенке я почти ничего не знал, поскольку он нас не интересовал. А этот ребенок рос, учился, получал профессию, и все это со страшным грузом сознания того, что его отец – самый страшный убийца из всех, какие только существовали на Земле.
Теперь я понял, почему Светлана была со всеми столь добра и мила. Она пыталась хоть как-то искупить то, что было содеяно ее отцом, сделав хоть что-нибудь приятное как можно большему количеству людей. Именно поэтому она так щедро дарит всем окружающим свое тепло. И именно поэтому она приняла так близко к сердцу самоубийство Эда – потому что его смерть опровергала ее убеждение, что она лучше, чем ее отец, что она несет жизнь людям, а на деле принесла только смерть любимому человеку.
И работает в ВОЗ она наверняка потому, что пытается хоть как-то искупить свою надуманную вину. Вот где собака зарыта. Да, такого я не ожидал.
Я погладил ее по голове и сказал:
– Это все прошлое. Его вина принадлежит только ему. Каждый человек отвечает только за себя. Он сделал свой выбор. – Я не знал, кого имею в виду, Эда. Витько или самого себя. – Ты – это только ты! Ты не отвечаешь за их дела, потому что это был их выбор. Но твой выбор – это не выбор, сделанный ими. Они принадлежат прошлому, а у тебя впереди будущее, а сейчас – настоящее. И ты должна жить. Научиться жить трудно, но можно.
– Я не смогу забыть их, – тихо сказала она, глядя в сторону.
– Конечно, не сможешь. И я не смогу. Это было бы недопустимо, но ты обязана жить, потому что в твоих руках будущее, которое может быть светлым, если ты этого захочешь. А если оно будет светлым, то не будет ли это знаком самих небес и сидящего там господа бога, что твоя вина прощена или, вернее сказать, что ее никогда не было? Ты не сможешь забыть их, но ты можешь жить с памятью. И должна сделать это. Запомни, Светлана… – Я на секунду прервался, снял с шеи свой старый армейский медальон и вложил ей в руку. – В твоих руках будущее!
– У тебя истинный дар убеждать, – тихо сказала она, крепко сжав в руке медальон, потом слабо улыбнулась. – Ты бы сделал блестящую карьеру, став уличным проповедником.
Это была полная победа! Если человек начал шутить, значит, он уже на пути к выздоровлению. Я улыбнулся и крепко обнял ее. И она не отстранилась, но еще крепче прижалась ко мне, так что я почувствовал биение ее сердца.
– Ты прав. Мое будущее в моих руках, и оно покажет, есть ли на мне та вина, которая мне кажется. И я буду жить ради этого будущего. И ради тебя.
Я поцеловал ее, и она еще крепче прижалась ко мне, обвив руками мою шею и выдохнув в самое ухо:
– Я люблю тебя, Бен.
– И я тебя тоже люблю. И никогда не оставлю.
– Как в старых добрых фильмах: «Покуда смерть не разлучит нас»? – сказала она и задорно рассмеялась, совсем как прежняя Светлана.
«Господь нам в помощь!» – подумал я и снова поцеловал ее, прижимая к себе.
ГЛАВА 32
Ложь – это тот фундамент, на котором многие люди пытаются построить свою жизнь.
И всюду ложь, всюду притворство и обман, и ничего с этим не сделаешь. Таков тот мир, в котором мы живем.
Утро было прекрасно. Солнце ярко светило в окна ее квартиры, обдавая нас потоками своего тепла. Нам обоим очень не хватало его в прошлой жизни, но теперь друг у друга были мы сами.
Светлана, внешне полностью оправившаяся от вчерашних потрясений, была нежна, весела и прекрасна. Словом, можно было сказать, что терапия любви дала свои положительные результаты. Хоть иди и патентуй новое средство лечения людей, которые не хотят жить из-за чувства вины.
Впрочем, не на одну Светлану терапия любви оказала такое воздействие. Меня тоже полностью покинули мрачные думы. Я знал, что сделаю в самое ближайшее время, и не испытывал никаких сомнений в принятом решении. Эти два дня я буду в заслуженном отпуске, который выписал мне лично сэр Найджел, а потом отправлюсь в контору и подам прошение об отставке.
– Ты не собираешься сегодня идти на работу? – спросила Светлана, одеваясь.
– После такой ночи у меня не хватит сил даже дойти до кухни, чтобы позавтракать.
– Это, как я понимаю, тонкий намек на то обстоятельство, что я должна принести тебе завтрак в постель?
– А почему бы и нет?
– А с какой стати да? – Светлана шутливо бросила в меня сигаретной пачкой, и я тотчас нырнул под одеяло. После короткой борьбы, в которой меня едва не задушили с помощью подушки, я одержал верх и замотал Свету в одеяло, как мумию.