В общем, обставленная немного старомодной, но Добротной и красивой мебелью квартира в старинном вкусе. Однако для меня это была не просто квартира, это был мой новый дом на весь остаток жизни. Здесь я буду жить, а может быть, и умру здесь. Я усмехнулся этой неожиданной мысли. Впрочем, такой ли уж неожиданной? Мою отставку могут и не принять, выдав вместо выходного пособия пулю в висок. Правда, я надеялся, что все же больше шансов на то, что меня отпустят с миром.
Я прошелся по комнате, в которой мы так недавно были с ней вместе. Какая-то необъяснимая тоска сжимала мне грудь. Все было хорошо, даже просто отлично, но острая интуиция старого палача, а эта профессия очень развивает шестое чувство, подсказывала мне, что все это ненадолго. Я походил по квартире, машинально перебрал вещи, однако не мог избавиться от этого странного зуда, который превращал мое безделье в пытку. Безделье и тоска еще переносимы по отдельности, но, когда они соединяются, этот коктейль совершенно непереносим.
Что поделать, я не привык бездельничать. Для меня это необычное состояние. Вся моя жизнь – упорный труд для достижения цели и лишь изредка короткие, на мгновение, не больше, остановки, чтобы окинуть прошлое молниеносным взглядом и вновь пойти вперед. Однако сейчас я постоянно смотрел назад, переоценивая все, что было в моей прошлой жизни, и оправдательные аргументы, которыми я столько лет прикрывал все, что я сделал за свою жизнь, не казались мне теперь такими убедительными, как раньше. Откровенно говоря, сейчас я совсем потерял веру в то, что было смыслом всей моей жизни еще так недавно. Я потерял веру в то, чем раньше жил, проклинал людей, которые раньше были для меня чуть ли не богами, за то, что они вынудили меня так жить.
Я выкурил полпачки сигарет, размышляя над тем, как дальше жить, пока не пришел к выводу, что сейчас лучше просто жить без всяких руководящих идей и ждать того времени, когда мой ум и душа оправятся от крушения старой системы, дабы не рухнуть под ее обломками. А пока можно заняться разными мелкими делами, например, съездить к себе за вещами, пройтись по магазинам, приготовить ужин для нас двоих et cetera.
Я сразу твердо решил, что жить в своей квартире не буду. Она насквозь пропиталась смертью за те годы, пока там жил палач. К тому же мы со Светланой будем жить одним домом, потому что в мою квартиру я не хочу ее даже приглашать. Там не просто мрачный дух смерти, там тьма ночи, а здесь свет дня.
Я улыбнулся своим поэтическим сравнениям. Так, пожалуй, и действительно поэтом станешь. А почему бы и нет? Не такое уж и плохое занятие. Кстати, чем я займусь, когда выйду в отставку? Почему бы не податься по стопам Эда? В смысле, я имею в виду, почему бы мне тоже не заняться поэзией? Ведь, если подумать, я ничего толком не умею делать, кроме как убивать. Чем же я займусь после выхода в отставку?
Я сразу решил, что ни под каким видом не останусь в конторе, даже на бумажной работе, поскольку это будет то же самое, только в косвенном, более лицемерном виде. Я больше не мог выносить ни эту работу, ни людей, которые там работали. Со своим послужным списком из армии и характеристикой детектива охраны из «Лондон фармацептик», в которой мне, я уверен, не откажут, я смогу найти себе подходящее место. В крайнем случае можно будет обратиться к Мартину. Тот, я уверен, не откажет в помощи другу, к тому же хороший работник службы безопасности никогда не помешает его фирме. А если даже и откажется, это тоже не беда. У меня есть немало приятелей… Ну, не приятелей, а знакомых, которые помогут мне устроиться в охрану на какое-нибудь предприятие. А даже если они не смогут мне помочь, то просто отправлюсь на биржу труда и буду искать работу, как и всякий порядочный британец, а пока поживу у Светланы. Выходного пособия, которое мне должны были выдать в «Лондон фармацептик», хватит как минимум недели на две.
Эти планы меня обнадежили, однако змей сомнения, уползший в глубь моей души, все равно не давал мне покоя. Что ж, лучше хоть что-то, чем безделье. Сидеть в ее пустой квартире было невыносимо. Кстати, можно по дороге заехать и в контору, чтобы лично в руки сэру Найджелу вручить прошение об отставке.
ГЛАВА 33
– Мне постыло мое ремесло! – сказал я ему. – Не довольно ль я его справлял! Пора тебе освободить меня! С меня довольно моей палаческой службы! Мне ее долее не вынести! Не могу я жить среди крови и ужасов, средь всего, что свершается твоим попущением! Я нес свою службу верно, делал все, что было в моих силах, но нет больше сил моих! Будет с меня!
– Любого человека, который видел тебя или хотя бы слышал звук твоих шагов, нужно выследить, заманить в засаду и убить… В противном случае, покуда силы не покинут его, он будет идти по твоему следу.
Здание «Лондон фармацептик компани» по-прежнему напоминало голодного хищника, готового к прыжку. Однако меня этот хищник больше не страшил. Теперь я знал, над чем не властно это здание и спрятавшиеся в нем люди, и нисколько не боялся их. Напротив, это они скоро будут бояться меня.
Я вошел в холл и мерным шагом направился к «таможне», помахивая большой наплечной сумкой, в которой лежало все, что я решил забрать из своей квартиры. Все остальное я оставил там, потому что эти вещи слишком напоминали о моем прежнем «я», пробуждения которого я теперь очень не хотел.
Около «таможни» поднялась изрядная суета, когда я подошел к охранникам. Видимо, им был дан вполне определенный приказ в отношении меня, и мое нежданное появление с увесистой сумкой на плече вызвало у них весьма бурную реакцию. Впрочем, не стоило удивляться. Такая реакция возникала у наших охранников на всех нежданных посетителей с тех пор, как Джошуа Селдом, один из лучших палачей нашего бюро, пришел однажды в контору в свой нерабочий день с большим «дипломатом» из крокодиловой кожи. Пройдя в свой кабинет безо всякого досмотра, как очень уважаемый сотрудник, он взорвал пять килограммов пластиковой взрывчатки С-4, спрятанных в его «дипломате».
После этого инцидента, который стоил нашей организации двадцати восьми сотрудников разных классов, на контрольно-пропускном пункте на первом этаже были введены дополнительные меры безопасности, чтобы препятствовать возможному проникновению очередного подобного диверсанта.
Потому мое появление в нерабочий день с набитой сумкой на плече, столь напоминавшее дело Селдома, вызвало такой переполох у охранников. Однако они зря волновались. Не то что взрывчатки, у меня с собой даже оружия не было. Впервые за много лет у меня с собой не было ничего смертоноснее обычной электробритвы. Служебный пистолет я оставил у Светланы, а свой любимый кожаный пояс остался в моей квартире вместе со всеми прочими ненужными мне теперь вещами.
Однако приказ есть приказ. Пока один из охранников звонил начальству, чтобы выяснить, что со мной делать, еще три охранника взяли меня в кольцо, отобрали сумку и быстренько обыскали меня. После чего один из них исчез с сумкой вместе в двери за «таможней», а остальные двое, не спуская с меня глаз и держа руки на пистолетах, но не вытаскивая их из кобуры, отвели меня в маленькую комнатушку, которую палачи в шутку называли «карантином». Здесь я был впервые за всю свою жизнь.
Впрочем, мое заточение длилось недолго. В «карантине» наедине с двумя бугаями я просидел от силы минуты три, в течение которых меня еще раз очень профессионально и тщательно обыскали. Вскоре после этого в «карантине» появилось еще одно действующее лицо. Им оказался второй заместитель сэра Найджела Лайнел Беннет, невысокий брюнет с приятным, но совершенно незапоминающимся лицом, который негромко бросил моим тюремщикам короткую, словно вырубленную острым топором фразу:
– Можете идти.
После этого оба бугая молча и быстро испарились из «карантина». Заместитель шефа обошел вокруг меня, словно разглядывал диковинное животное, потом сказал: