– Ты вообще помнишь последние несколько часов своей жизни? – взорвался в конце концов Мишель. – У тебя амнезия, что ли? Может, тебе мозг нужно обследовать?
Вопросы безжалостные, оба от отчаяния. И по-прежнему безрезультатные.
– Кристофер, отвечай!
Но тот просто уселся, еще глубже погрузившись в какую-то невыразимую муку. Мужчина вынужден был отступить. Открытая конфронтация результата явно не приносила. Мальчишка едва на ногах стоял. Ему необходимо было выспаться. Поэтому Мишель отправил сына в свою комнату, предварительно велев не покидать дома до его возвращения из «Папильона». Он позвонит в школу и извинится за его отсутствие. А как только вернется, они поговорят, и на этот раз отмалчиванием и ужимками отделаться не получится.
Все дело в девушке. Да почти наверняка. Это вполне объясняло бы, почему Кристофер в последнее время стал таким раздражительным и скрытным. Мишель уже несколько недель подозревал, что тут замешан кто-то еще, пускай даже сын ничего и не рассказывал. Вот только кое-что не сходилось. Кристофер водился с Джеком и Ханной. Тогда должен быть еще кто-то. Должна быть девушка.
Не раз Мишеля подмывало потребовать от сына объяснений его угрюмой раздражительности. Вот только это было не так-то просто, поскольку сам он тоже кое-что скрывал. Как он мог призывать к открытости, если втайне спит с чужой женой? Как мог втолковывать сыну, что правильно, а что нет, если сам грешит? Возможно, Кристофер даже знал. Что-нибудь случайно заметил или услышал. А скорее, интуитивно почувствовал отцовское лицемерие. И тогда все его поучения о правильном и неправильном автоматически становились ложью. Получается, ему-то самому можно быть скрытным и увертливым. Можно с головой бросаться в омут безрассудства и страсти.
И вот теперь, готовя телячье рагу, фаттуш и камбалу, Мишель осознал, что выяснение отношений с Кристофером сводится к Элис. К проблеме с Элис. Пока он ее не разрешит, требовать чего-либо от сына у него попросту нет права. Нет права на что-либо вообще. А если он будет продолжать избегать любовницы, то проблема никогда и не решится. Ее внезапное появление сегодня в ресторане ясно дало это понять. Женщина вроде Элис просто так ни за что не отстанет.
Мишель все никак не мог понять, как же получилось, что отношения с ней зашли так далеко. Он вовсе не искал любовницу. Но она свалилась словно снег на голову, и все завертелось как будто помимо воли – и его, и ее. Впервые после смерти Марьям эмоции взяли над ним верх. И ему было хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Отрицать это было бы лицемерно. Они вместе смеялись. А когда в последний раз он смеялся? И еще секс, непринужденность. Как бы кощунственно это ни звучало, но с женой у него подобного и близко не было.
Тем не менее дальше так продолжаться не могло. Отношения пошли бы на спад, пламя угасло бы. Мишель знал это и полагал, что Элис это тоже очевидно. Но затем, четыре ночи назад, она сделала предложение. Развод. Да не просто развод, а такой, что позволил бы ему осуществить мечту, что он лелеял с самой юности. Вот только это было неправильно, брать чужую жену и деньги. Неправильно разрушать брак, даже такой несчастливый, как у Элис.
Тогда Мишель ничего не сказал, хотя ответ, само собой, был «нет». Он уверял себя, что промолчал, потому что не хотел расстраивать Элис. Однако, если быть до конца честным, его в высшей степени искушала перспектива быть вместе с ней, безраздельно и открыто. Да, в глубине души ему не хотелось ее терять. Не хотелось снова становиться тем, кем он был до встречи с ней. Не хотелось возвращаться к пустым дням, бегущим один за другим подобно муравьям, которые усердно воздвигают муравейник, не ведая зачем. Более того, после разрыва одиночество станет еще мучительнее, поскольку вскорости сын начнет учиться в колледже. И эта перспектива представлялась Мишелю невыносимой.