Учительницы дома не оказалось, с полчаса пришлось топтаться на крыльце, поскуливая от холода и неопределенности. Наконец Инесса Генриховна вернулась, лицо ее было печально и тонкие плечи уныло никли. Преданный взгляд ученицы и сиротские ее подношения нарисовали улыбку на скорбных губах. Конечно же девочку пригласили в дом, напоили чаем с невиданными конфетами в хрустких фантиках, затормошили и дали выговориться. Вдохновенная Маринка болтала, не замечая, слушают ее или нет. Наконец взглянула на часы на стене и заторопилась – мамка, наверное, уже ищет. Подумав с минуту, Инесса Генриховна ушла за занавеску и вскоре вернулась с книгой, завернутой в газету. «Прочитаешь утром Нового года, договорились? Думаю, тебе понравится».
Мать, конечно, изволновалась, погрозилась, шлепнула загулявшую дочь тряпкой. Но придираться не стала – пора было накрывать на стол, выставлять чудом добытые шпроты, холодец с золотыми кружками моркови, неизбежный оливье, кособокий пирог с капустой и особенные «орешки» с вареной сгущенкой. Батя приволок домашнего ядреного самогона, принял и захрапел, не дожидаясь курантов. К брату постучались приятели, пошептались и увели его гулять в центр. Мать прошлась по соседям, угощая чем бог послал, и принимая дары, вернулась размякшая, добренькая. Уговаривала полакомиться душистым апельсином – старый Степан Степаныч дал, мол для дочки, вручила шерстяные носки и пупса, как маленькой. Потом хлопнула рюмочку и тоже всхрапнула.
Маринка долго сидела в комнате у накрытого стола. Пахло хвоей, едой и сивухой, игрушки на елке покачивались, глупомордые зайцы корчили рожи, от серебряных шариков рябило в глазах. Есть не хотелось. Книга, скрытая под помятой газетой манила, дразнила: открой меня! Шпагат не хотел рваться, пришлось полоснуть его ножом. Толстенький зачитанный томик в белесой обложке, запах старой бумаги и сырости.
…Море, обведенное по горизонту золотой нитью, еще спало; лишь под обрывом, в лужах береговых ям, вздымалась и опадала вода. Стальной у берега цвет спящего океана переходил в синий и черный. За золотой нитью небо, вспыхивая, сияло огромным веером света; белые облака тронулись слабым румянцем. Тонкие, божественные цвета светились в них. На черной дали легла уже трепетная снежная белизна; пена блестела…
Девочка почувствовала: вот то, что она искала всю жизнь. Она просидела до рассвета, обняв томик Грина, грезы теснились в очарованной голове, картины сменяли одна другую. Веселый ветер пел ей песню про дальние горы, вороны Ут Реста каркали, предвещая беду, танцевали негритята Веселии, пионеры из Артека строем маршировали на пляж и бежали в воду, побросав на песке немудряшие одежонки. Девочке виделись капитаны и каравеллы, страшная Марианская впадина, таверна в портовом городе, невоспитанные пираты, пьяный скрипач и волшебная скрипка. Чудо, сделанное своими руками, кораблик в ручье, парус на горизонте. И волны, волны, волны, омывающие все берега на свете.
Мать растолкала Марину и отправила в постель. Девочка проспала до вечера, вцепившись в книжку, как в любимого пупса, и никому потом не рассказывала, что ей снилось в ту новогоднюю ночь. А продрав глаза, побежала надоедать матери. Хочу на море и все тут! Огорченная мать развела руками: нет у нас таких денег, чтобы на курорт ездить и никогда не было. Уймись! Похмельный отец отвесил Марине подзатыльник и погрозил увесистым кулаком, брат шепнул гадость и посоветовал выкинуть из головы дурь. Где ты, кулема, а где море?
Дорогая Инесса Генриховна конечно же не могла купить билет ученице и достать ей путевку. Наблюдая за воспламененной девочкой, она не раз и не два пожалела, что избавилась от когда-то любимой книги, подаренной… а, неважно кем! Однако стоило попытаться – из любой ситуации есть хотя бы один выход. Вскоре первые ласточки разлетелись по стране – «Пионерская правда», «Ленинские искры», «Костер». Под руководством (и с немалой помощью) Инессы Генриховны Марина кропала патриотические стихи, сочиняла истории из школьного быта с неизбежной моралью, влилась в коллектив стенгазеты, написала безупречное сочинение «Любовь к Родине» и еще одно, про юность Кирова. И через полтора года выбила-таки заслуженную награду – путевку в пионерлагерь «Морячок» под Феодосией.