— Господин доктор, а сколько может стоить сковорода из железа?
— Рупии две, наверное, две с половиной. А что?
— Ничего. Просто так.
Дола ушел, погруженный в какие-то свои мысли, а отец усмехнулся — непонятно чему.
Через два дня мы узнали, для чего понадобился Доле мяч.
Мы с Тарон играли в прятки в зарослях нарциссов и так хорошо скрывались среди их длинных стеблей, что со стороны нас никто не мог увидеть. Вдруг Тарон приложила палец к губам и прошептала:
— Смотри…
— Куда?
Тарон отвела в сторону высоченные стебли. Я увидел берег реки. На противоположном берегу сидела Торуджа, опустив ноги в воду, и играла нашим мячиком. Мячик отскакивал от песка и прыгал ей в руки. Торуджа улыбалась и что-то напевала, а мы в своем укрытии из нарциссов следили за ней.
— Как это мой мяч попал к Торудже?
— Фу, ну и глупый же ты! — фыркнула Тарон. — Дола дал его Торудже.
— А зачем же Дола отдал ей мой мяч? — рассердился я. — Вот возьму и отниму!
Я попытался встать, но Тарон опять зашипела на меня и дернула вниз. На нашем берегу реки показалась голова с вязанкой дров. Дола направлялся прямехонько к нашему укрытию.
При виде Долы Торуджа улыбнулась, спрятала мячик в карман и вынула ноги из воды. Быстро закатав шальвары до колен, она перешла речку, подбежала к Доле и остановилась возле него. Она так и не опустила шальвары, и ее голые мокрые ноги блестели на солнце. Дола уставился на Торуджу странным каким-то взглядом, а та стояла совсем рядом с ним и смотрела на него. Молча стояли, глядя друг на дружку.
— Почему они оба молчат? — спросил я у Тарон.
— Ш-ш! — Тарон сердито зажала мне ладошкой рот.
Дола обеими руками взялся за вязанку дров и очень бережно переложил их на голову Торуджи…
Торуджа, придерживая дрова на голове, боязливо огляделась по сторонам, потом сказала Доле:
— Вечером я приду… под тунговое дерево… То, что на склоне.
— Смотри не забудь.
— Нет. Принесу тебе лепешку, масла, овощей. А сейчас мне пора. Еще увидит кто-нибудь.
— Подожди немного…
— Не надо, увидит кто-нибудь!
Торуджа торопливо перешла через речку.
Дола сел на песок и долго смотрел ей вслед.
— А что будет, если их увидят? — спросил я у Тарон.
Тарон подумала и сказала:
— Тогда, наверное, тот, кто их увидит, мячик отнимет.
Шел восьмой день нашей жизни на озере, и оно нам совсем разонравилось. Когда мы только приехали, новое место казалось нам огромным и просторным. Но мы так все облазили, что с каждым днем в нашем представлении озеро все сжималось и сжималось, пока не стало совсем маленьким, с мячик величиной. Я решил, что настало время ехать домой, и подумал, что Тарон будет на моей стороне.
А отец провел последние дни в компании финансового советника Сардара Крипала Сингха — он разъезжал по делам и на два дня заехал к моему отцу. Отец сразу усадил его играть в шахматы, и оба они целыми днями просиживали за шахматной доской. Страсть к шахматам заставила отца забыть даже о форели.
На утро третьего дня Сардар Крипал Сингх начал собираться в дорогу. Его вещи были уложены, он пожал отцу руку, к веранде уже была привязана его лошадь, слуги кончали навьючивать поклажу на ослов. Было довольно холодное утро.
Вдруг на веранду влетел запыхавшийся вестовой.
— Господин, — вестовой сложил руки, — господин, не хватает одного человека на бегар. Ночью сбежал крестьянин, которого на бегар нарядили.
Финансовый советник огляделся по сторонам, его взгляд упал на Долу — тот пришел из лесу с дровами и присел на ступеньку веранды перевести дух.
— Возьми вот этого! — распорядился финансовый советник.
Дола вскочил.
— Нет, господин! Я не могу уйти на бегар! У меня и здесь полно работы!
— Скажи пожалуйста, работничек! — мгновенно пришел в ярость советник и хлестнул Долу плетью по спине. — Пошевеливайся, свинья!
Дола сорвался с места и побежал, но за ним кинулись двое слуг. Они поймали и вернули его.
— Стукните по голове эту скотину! — закричал советник.
Удары посыпались на голову и плечи Долы.
— Не пойду! Не могу! — выкрикивал Дола, размазывая кровь по лицу.
— Не пойдет, вот мерзавец! — кричал в злобе советник. — Не пойдешь на бегар — чем же раджа жить станет?!
Слуги навалили тюк Доле на голову и плетью погнали его перед собой. Дола оглядывался, спотыкался, снова оглядывался, но его гнали все дальше. Дола плакал, а у меня сердце разрывалось от жалости. Когда Дола скрылся из виду, я спросил отца: