У входа в пещеру дежурило трое хорнийцев. Их пьяные выкрики заглушала метель. Двое стояли спиной, а один допивал остатки спиртного из фляжки, когда Тея прошла мимо них. Словно призрак в ночи. Здесь гора изгибалась, и ряд заострённых клыков загораживал «пасть».
- Тэаааа, - сквозь шум снежной бури различила она.
Голос стал громче, он доносился оттуда, из-за груды камней впереди, где вместо снега была темнота. Снаружи ветер усилился. И мотыльки превратились в колючие льдинки. Но принцесса всё равно шла, с трудом умудряясь дышать. Мёрзлый камень обжёг её руку, острый выступ порезал ладонь. Она была совсем близко, всего в двух шагах от неё. Пропасть. Холодная, злая, безликая, взывала к ней.
- Тэаааа, - стонала она своим молчаливым нутром.
Нога соскользнула, и Тея испуганно вскрикнула. Кто-то услышал её за спиной, но принцесса не обернулась. Она сделала шаг. Ещё один. И шла до тех пор, пока догнавший её хорниец не прервал этот медленный путь.
- Такыс (Сука), - шептал он яростно, волоча непослушную Тею назад.
Доставив беглянку обратно в пещеру, он выдохнул и что-то бросил другим. Протея дышала обрывисто, она не могла унять дрожь. Сознание к ней возвращалось, как возвращались способности чувствовать боль.
Хорниец взял в руки фляжку, отпил. И вдруг протянул её Тее. Отказ пробудил в нём охотника.
- Ры кун такыс (Что, брезгуешь, сука)? – процедил он сквозь зубы и буквально всучил ей сосуд. Тея стиснула фляжку руками и, ведомая его настойчивостью, приложила ко рту. Первый же глоток буквально обжёг её горло. Она закашлялась, и фляжка вернулась к хорнийцу.
Троица рассмеялась. И вдруг тот, что её «угощал», наклонился и с жаром шепнул в приоткрытые губы:
- Ррр, краэ такыс (Королевская сучка)!
Принцесса попятилась, но руки хорнийца поймали её, прижали, и принялись трогать.
- Эээ, ху дурмба (Эй, ты больной)? – образумил приятель. Но пьяному дикарю было всё равно.
В его объятиях Тея металась. Холод её обессилил, и пальцы не слушались. Твердь руки обхватила за талию, потянулась к груди. Она хотела крикнуть, но вместо этого издала какой-то едва различимый звук. Жадные губы хорнийца всосали его! Точно змей, он вонзил свой язык в розовый ротик Протеи и стал изучать его нежную полость. Принцесса мычала, но никак не могла оборвать это гнусное действо. Рука ненасытного воина крепко держала затылок.
В одночасье он замер, и стал опадать на неё. Двое друзей подхватили, и Тея увидела третьего. Того, кто держал её шубу. Пьяного горца отволокли к стене, а спаситель приблизился к ней.
- Махорди, крамисса (Возьмите, принцесса), - сказал он, вручая одежду.
Однако, заметив, как Тея дрожит, развернул и укрыл её сам. Он проводил, проследил за тем, как принцесса легла. Сурово взглянул на служанку, что до сих пор мирно сопела в своём уголке, и ушёл.
Наутро Протея очнулась от запаха снадобья. Она с трудом выпила горький отвар, позволив себе усомниться в том, а было ли это взаправду. И голос в ночи, и танец ночных мотыльков – всё это теперь вспоминалось как сон. Лишь только порез на руке оказался настолько реален, что пришлось обратиться за помощью к двум беспокойным служанкам…
Глава 9
Они прибыли затемно, и всё, что увидела Тея, была крепостная стена. Ворота «хорнийского логова» были под стать их хозяевам. Массивные створы раздвинулись, пропуская внутрь уцелевшее войско во главе с королём. Герб, что был выбит на камне, изображал непонятные символы. В самом центре его помещалось рогатое чудище, со звездою во лбу. А прямо под ним Тея увидела череп. Когда они миновали ворота, то ей показалось, что бык на гербе хорнов ожил и задышал, раздувая свои необъятные ноздри. Принцесса поёжилась, ощущая, как сердце трепещет в груди.
- Ну, вот мы и дома, - с удовлетворением бросил король, посмотрев на неё.
Протея вздохнула. Она не нашла в себе силы ответить. Её дом отныне был так далеко, что вернуться туда можно было лишь только став птицей. Поток всадников двигался по главной дороге, и королевский эскорт, привлекая внимание, кричал что-то громко и яростно. Невзирая на позднее время, местные жители покидали дома и выбегали к дороге, приветствуя грозное войско. Зажженные факелы освещали чумазые лица женщин, стариков и детей. Все мужчины ушли на войну, и теперь возвращались с неё, с незаслуженно грязной победой. Людская масса кричала и выла, детвора обгоняла коней, рискуя попасть под копыта. А кто-то из всадников уже подбирал себе девушек из толпы, усаживал их верхом, и начинал домогаться у всех на виду. Тея задвинула штору, и прикусила губу, веря в то, что ей никогда не придётся смотреть в глаза этим людям.