Монах бросил что-то Тауру и тот, немедля накрыл её руку своей. Надавил, прижимая кинжал остриём ко второй, распростёртой руке. Протея ахнула и отстранилась, наблюдая, как тёмная кровь выступает из раны. Сам же принц Таур не издал ни единого звука. Может легенды о том, что хорнийцы не чувствуют боли, правдивы? Он сжал свою руку в кулак и забрал ритуальный кинжал у Протеи. Теперь был её черёд задабривать их кровожадных Богов.
Принцесса дрожала, хотя и старалась придать себе смелости. Таур почувствовав это, сказал:
- Не бойтесь, боль будет быстрой.
Он силой разжал её пальцы и стиснул кинжал. Протея зажмурилась и простонала, когда острая сталь порезала нежную кожу. Рука была липкой от крови, в ладони пульсировал ритм её сердца.
«Тук-тук-тук», - оно ускорилось, когда, вернув ритуальный кинжал, принц Таур накрепко сжал её руку в своей. Их тела прикасались друг к другу, и кровь, что сочилась из ран, обретала иную природу. Тея словно бы чувствуя это, дышала порывисто и тяжело. Казалось, что вместе с пульсацией внутрь неё проникает частица его самого…
- Повторяйте за мною, - услышала Тея. И губы её стали медленно выводить непонятные, чуждые слуху михтийки слова.
- Кэм ту кэм, лока ту лока, насиба лэрука эс хорника ну, (Кровь к крови, плоть к плоти, под защитой хорнийских Богов навсегда) - закончила Тея.
Два слуги в ритуальных одеждах поднесли им венки. Мужской походил на терновый, и сплошь состоял из одних заострённых шипов. А женский был больше похож за корону. Изысканный кованый ободок украшали цветы, слишком похожие на живые. А тонкие иглы нискумы[2], как будто покрытые инеем, излучали особый божественный свет.
- Позвольте? - сказал принц Таур и поднял её головной убор в воздух. Он надел его Тее на голову, и только теперь она ощутила его непривычную тяжесть.
Таур снял капюшон, обнажив перед ней свою голову. Шрам, что виднелся на лбу, как и прежде, притягивал взор. Протея смутилась, беря в руки венок из колючих ветвей рохтиора[3]. Принц наклонился, давая возможность его водрузить. И прошептал, когда Тея коснулась его головы своим окровавленным пальцем.
- Теперь вы хорнийка, - отчего у Протеи тревожно кольнуло в груди.
Он за руку вывел её из пещеры. Снаружи шёл снег, но не такой, как всегда. Тея ахнула, впервые увидев подобный, живой снегопад. Плотные комья порхали бесшумно и медленно, ложились на землю густым невесомым ковром. Таким изумительно нежным, что Протея боялась его раздавить.
Хорнийцы восприняли снег с ещё большим азартом. Они стали выкрикивать фразы, хлопать себя по груди. Принц Таур стоял, улыбаясь, подставляя мохнатым пушинкам лицо. Те оставались в его бороде и не таяли.
- Муралихуа, (Знамение) - прошептал с упоением и посмотрел на принцессу.
Поймав его взгляд, Протея смутилась, настолько он был откровенным.
- Снегопад означает знамение свыше. Боги одобрили брак, - пояснил принц Таур и крепче сжал её руку, словно давая понять, что отныне принцессе не вырваться.
Когда они вышли к толпе, то люди буквально взревели, приветствуя короля. Это был гул непохожий на тот, каким они встретили Тею. Хродес возвёл руки к небу, призывая людей замолчать. А затем произнёс королевское слово.
- Ну хорника мурхаба сильба! (Хорнийские Боги благословили брак) – этого было достаточно, чтобы толпа зашлась в новом приступе ликования.
- Ырныыыыы! (Ура!) – крикнул Рухон, и народ с упоением подхватил это слово. Оно понеслось по толпе бесноватых людей, которые, чудилось Тее, вот-вот растерзают их в клочья.
Король обернулся к своим сыновьям. Рухон сиял, точно он только что получил в жёны Тею. Таур оставался как прежде серьёзен. Только пальцы его горячели всё больше и больше, сжимая хрупкую руку жены.
Хродес вновь перешёл на михтийский.
- Пришло время отпраздновать, - провозгласил он и бросил в сторону Теи полный довольствия взгляд, - Добро пожаловать в нашу семью, принцесса!
Протея кивнула, ощущая себя в западне. Клетка защёлкнулась, и в груди у неё нарастал неосознанный страх. Ночь в хорнийских верхах наступала стремительно. А предстоящая ночь сулила ей неизбежную близость с Тауром. Зная нравы хорнийцев, Тея боялась предположить, что её ждёт! Если в Михтии акт полноправной любви становился вершиной супружеских чувств, то здесь, за пределами нравственных норм, в мире, где женщин считали предметом для торга, всё могло быть иначе…
Для торжества нарядили самый большой из дворцовых залов. Стол был накрыт для двухсот человек. Вся хорнийская знать слетелась отпраздновать это событие, увидеть воочию ту, кого выбрал в жёны их обожаемый принц. Правда, Таур не выбирал! Ему вручили принцессу насильно, что давало надежду на мягкость с его стороны. Тот, кто сам оказался заложником, обязан быть милосердным к подобным себе.