В столовой вокруг обеденного стола стоят три жестких кресла. Он здесь обедал вместе с женой, а третье кресло и третий прибор стояли всегда готовыми на случай нежданного гостя.
Одна из самых больших комнат оборудована под библиотеку. В ней множество книг, и среди них — один из самых любимых его писателей — Лев Толстой. Оригинальная картина работы Пабло Пикассо. Великий художник изобразил на полотне любимое зрелище Хемингуэя — корриду — и подарил картину своему другу.
Во всех комнатах, на столах, на полках, на стенах висят и лежат ножи и кинжалы, ружья и карабины, головы буйволов и горных козлов, словно все четыре стороны света сошлись в этих комнатах и залах.
Когда-нибудь американский народ скажет свое благодарное слово кубинцам за то, что они так любовно и бережно сохранили усадьбу писателя для потомков, и не только сохранили, а превратили ее в один из замечательных музеев.
А пока Куба хорошо помнит всю горькую правду прошлых лет, помнит, как угнетала ее Америка, рассказывает своим детям о беспощадной эксплуатации их родины американцами. Соединенные Штаты за полувековое свое пребывание на Кубе разорили ее намного больше и нещаднее, чем испанцы за несколько веков колонизации. Отсюда, наверное, вытекает естественное то отношение к американцам, какое существует сейчас. Не лестное это отношение. Кубинцы от малых детей до стариков с полной откровенностью выражают свою антипатию к бывшим своим эксплуататорам.
В связи с этим, чуточку забегая вперед, хочу рассказать об одном эпизоде.
После недельного пребывания в Гаване мы отдыхали на берегу моря, в нескольких километрах от небольшого курортного городка Варадеро. Как-то вечером мы с Анатолием Черновым, молодым парнем, оператором Салаватского нефтехимического комбината, уехали с побережья в город. Стоял великолепный вечер, мы прогулялись по парку, зашли в бар, выпили по ледяному коктейлю и, когда совсем уже стемнело, вышли на центральную улицу, стали ловить такси. Толя — два пальца в рот и свистнул, я, по обыкновению, выкрикивая: «Такси!», тянул руку кверху. Вдруг к нам подошли пятеро ребят: двое негров и трое белых. Что-то они слишком недружелюбно завели с нами разговор, их довольно агрессивное поведение мы никак не могли понять, ибо повсюду на Кубе к советским людям, особенное, теплое, дружеское отношение. Где бы мы ни были, где б ни находились, всюду чувствовали эту теплоту. А здесь — такой контраст.
Пятеро не знали по-русски, а мы — по-испански. Они, подступили к нам, и я увидел во взглядах их жестокую холодность. Кто же они такие? Обиженные революцией? Значит, враги?
Что же делать? Дать достойный отпор? И я с некоторым гневом в голосе, в то же время решительно и гордо произнес: йе — советико (я — советский). Парни в нерешительности сникли, извинились перед нами и тут же пошли восвояси. Когда отошли от нас за полквартала, двое вернулись, подошли снова к нам, и один из них попытался объясниться по-русски:
— Так такси нет! — он показал, что свистеть и кричать, вызывая такси, не в обычае кубинцев. — Так янки такси зовут...
Мы с Толей рассмеялись обрадованно. Оказывается, нас приняли за американцев, это они так такси вызывают. Парни добродушно обняли нас, вновь попросили извинения.
Но мы поняли, извиняться-то было не за что. Все закономерно, все правильно...
В Гаване мы посетили две фабрики — обувную и табачную. Табачная промышленность на Кубе славится прежде всего своими замечательными сигарами. В стране сейчас более 120 табачных фабрик. Мы побывали на одной из них, расположенной в самом центре Гаваны.
Фабрика как фабрика. Нас встречает рабочий, он же является председателем комитета кубино-советской дружбы Умберто Сайес. Веселый негр, широкая его улыбка ни на минуту не сходила с лица, в глазах постоянный веселый блеск. Так с шутками да прибаутками водил он нас по цехам фабрики:
— Это наша передовая рабочая Элоиза Гарсия. И вечно она прячется от меня, — улыбается Умберто. — Ей доставляет удовольствие, чтоб я искал ее постоянно...
Элоиза смеется. Она и думать-то. не думала прятаться от Умберто. Ей не до этого: в цехе двадцать машин, одну из них обслуживает она. Станок этот за одну минуту делает девять сигар.
На фабрике есть цеха, где скручивают сигары вручную, Умберто Сайес ведет нас в один из таких цехов. За столом сидит молодая красивая женщина. Умберто знакомит нас: ее зовут Далида Друет. Она что-то говорит по-испански, а пальцы так и мелькают у меня перед глазами, они словно бы легко летят по клавишам рояля, извлекая нежные шелестящие звуки табачной листвы. Вот она подхватывает полусырой лист, полукруглой острой пластинкой срезает его шероховатые края, элегантно и артистически сворачивает сигару и протягивает ее мне.