– Ты права.
– Конечно, права, – подхватила она разговор и тут же вжалась в стену, потому что сидела у стола на проходе к комнате, куда Павел Карлович (насколько мог), резко встав с табурета, направился, – чего ждать-то… Ты столько об этом трезвонил… Столько собирался… А тут как раз и документы получил… – она с удивлением следила за соседом. Павел Карлович остановился, прищурился, вглядываясь в комнату, что-то обдумывая. Ещё через мгновение, замешкав, включил всё же свет, что по-своему затемнило углы, но осветлило центр комнаты. За тюлем в окне замер марлевый день. – Угу, угу… – не понимала мельтешения старика Тая. А тот, как свет зажёгся, увидел перед собой то, за чем как-будто пошёл. На столе лежала папка бумаг. Павел Карлович приблизился к ней и почти прикоснулся, но, обернувшись, шагнул к кровати, где рядом был телефон.
Подняв трубку, он остановился, то ли вспоминая номер, то ли оценивая необходимость звонка.
– Ну, что опять?
– А как ты думаешь, может мне пойти?.. – он раздумывая прикусывал губы.
– Куда? – она полностью повернулась в его сторону и даже подалась вперёд.
– К нему – Павел Карлович остановил на Таисии задумчивый взгляд.
– Куда к нему?..
Павел Карлович опустил трубку. Руки его как будто вздрагивали, а губы подсохли. – Да… —
сказал он тихо, – он может быть и не дома…
– Конечно, может быть не дома! – напирала соседка, видя нерешительные его действия.
– Он может быть в театре… – размышлял медленно и словно про себя Павел Карлович, – мне можно позвонить сыну в театр и попросить их, чтобы он перезвонил… – лицо его светлело…
– Звони! А то время-то уж текает… Я уличных-то покормила, а вот Симу свою нет. – И Тая, решительно встав, направилась мимо соседа к выходу.
– Просто беру и звоню, правильно? – растерялся Павел Карлович.
– Ещё бы!
– Бог мой… А номер-то… Телефон-то какой? – он вернул Таю из-за двери квартиры.
– Как номер? Телефон театра-то был где-то?
– Откуда? – они оба оглядели комнату. Павел Карлович ринулся к документам на столе. Тая, задумавшись, сдвинула платок на затылок.
– Давай я по соседям пробегусь… – предложила и уже рванула снова к выходу.
– Куда? Стой! Ты что?!
– Ищи телефон! – донеслось из коридора и уже слышался электронный перезвон соседского звонка. Павел Карлович, выбежав за Таей в надежде её остановить, застыл на пороге своей квартиры при возгласе незнакомого молодого человека: «Здравствуйте, Таисия Дмитриевна!» – Какой телефон нашего театра? – вскрикнула она, опешив.
– ТАЯ! – энергично шепнул Павел Карлович, не выходя за порог.
– Телефон театра, в котором работает сын Павла Карловича, какой? – выпалила Таисия Дмитриевна незнакомцу.
– Ты что, мать? – послышалось ей за спиной, – откуда ж им знать? ТАЯ! – со злостью зазывал обратно Павел Карлович, с видимостью быть не услышанным. – Я вспомнил! Ну-ка иди обратно! ТАЯ!
– Вы бы у Павла Карловича и спросили!
– ТАЯ!
– Так вон, бишь, затерял куда-то… – пытаясь угадать с кем разговаривает, продолжала диалог Тая.
– Ааааа… – сочувственно свёл брови молодой собеседник, – так, Павел Карлович вспомнил.
– ТАЯ! – громче прежнего позвал Павел Карлович.
– Здрасте, Павел Карлович, – сказало чёрно-белое лицо, сплющившись в смехотворной улыбке, – так вы успокойте Таисью Дмитривну…
– Я шо-то не узнала… Вы? часом, кто?
– Вселенски извиняюсь! Арнольд. Родители называют с ударением на «А», но это не принципиально. Как только не коверкают редкие в нашей полосе имена тех, кому они должны были дать первую путёвку в жизнь… Но увы и ах, одним отличным именем ни сыт, ни пьян не будешь? – Арнольд засмеялся тем стеклянным смехом, который остро резонирует о бетонные стены и ступени шахты подъезда. Павел Карлович стоял с открытым ртом под впечатлением от неизвестного. А Таисия Дмитриевна с выражением лица, застрявшего в осознании услышанного. – Как Сима? – адресной репликой привёл стариков в чувства Арнольд.
– Что с Симой? – испугалась Таисия Дмитриевна.
– Ничего. Надеюсь, ничего… Но вы же обращались в клинику…
– Да…
– Я вас узнал по оставленной анкете… Пришёл помочь…
И как только Арнольд сделал заговорщический шаг навстречу Таисии Дмитриевны, Павел Карлович утонул во тьме закрывающейся двери.
Таисия Дмитриевна, вытащив ключ из квадрата кармана халата? начала открывать дверь своей квартиры.
7
Осень не просто время года. Это символ увядания всего живого на земле. Можно ли жалеть о чём-то, видя, как оплакивают за нас всё исчезающее, что распускалось весной и жило летом, осенние дожди? И можно ли считать удачным стечением обстоятельств репетицию мрачненькой, как пасмурные предзимние дни, трагикомедии «День, когда тебя все любят…» именно сейчас, поздней осенью?