Стрессоры, которые непосредственно провоцировали сильнейшую абдоминальную боль у Магды, были связаны с ее профессиональной деятельностью. В то время она работала в больнице Нью-Йорка. Директор лаборатории, в которой она трудилась, недавно уволился, а с руководителем, что пришел ему на смену, Магда была в плохих отношениях: «Новая начальница невзлюбила меня с самого начала. Оглядываясь назад, мне кажется, она искала повод от меня избавиться с первого дня своего прихода. Я оказалась в ужасно неприятной, напряженной и печальной ситуации: я любила свою работу, но ненавидела рабочую обстановку.
Я работала невообразимое количество часов. Приезжала в больницу в семь часов утра. А уезжала, как правило, только в четыре часа дня, если не было никаких совещаний, которые проводились довольно часто. Я никогда не уходила на обед. Никогда не делала перерывов. Я брала работу домой; иногда я работала по выходным. Кроме того, я испытывала огромное давление и ужасный страх — моя специальность мало востребована, и рабочих мест не было. Я никогда не хотела заниматься общей практикой и желания проходить еще одну ординатуру тоже не было.
Невзирая на боль, каждый понедельник в семь утра я приходила на работу, ни разу не опоздав. Я никогда не брала больничных. Не хотела давать им лишний повод избавиться от меня. Им не к чему было придраться. Я оказалась на распутье. Я безумно хотела уволиться, но не знала, куда податься после этого».
Магда родилась в послевоенное время, в лагере для беженцев в Восточной Европе. Ее родители, уроженцы Польши, пережили холокост. Этот опыт повлек за собой вторичную травматизацию. Магда всегда несла тяжкое бремя вины и ответственности за страдания своих родителей и трудности, с которыми они по-прежнему сталкивались. Она приняла решение заняться медициной исходя не из личных предпочтений. Оно было продиктовано стремлением реализовать потребности и ожидания родителей, а также ослабить их обеспокоенность относительно ее будущей жизни.
«Если говорить о моих врожденных способностях, то мне отлично дается изучение иностранных языков и объяснение материала. Если бы я могла свободно выбирать, то никогда бы не пошла в медицину. Честно говоря, я очень многое ненавидела в медицине, но мне пришлось отрицать это.
Я терпеть не могла большую часть учебного материала. Я чуть было не завалила курс по анатомии. Это был просто кошмар. Мне не давались математические расчеты. Мне не давалась физика. У меня другой склад ума. Я плохо справлялась с клинической работой. Сомневаюсь, что я хотя бы раз слышала диастолический шум сердца! Я просто не способна на это. Не знаю, удавалось ли мне хоть однажды нащупать селезенку — я просто делала вид, что мне это удалось. Мне не давались эти вещи, у меня не было к этому склонности.
Я думала, что хочу стать врачом. Родители никогда не говорили, что мне следует заниматься именно этим и ничем другим. Они просто достаточно часто повторяли, как здорово иметь возможность помогать людям и что даже нацисты нуждались во врачах».
«Да, мне тоже это говорили. И про чувство безопасности от того, что твои знания всегда остаются с тобой».
«Так и есть, и никто у вас их не отберет. В любые времена, в любой ситуации врачи всегда востребованы. Как здорово, что при этом ты сам себе начальник. С самого детства родители промывали мне мозг.
Затем я стала научным сотрудником в лаборатории, а не работала лечащим врачом, как представляли родители. Моя мама никогда не понимала, чем я занимаюсь, и не была особенно довольна. Она думает, что у меня второсортная работа. Я не обследую пациентов с помощью стетоскопа, не выписываю рецепты, как это делают настоящие врачи. Я только изучаю образцы и смотрю на предметные стекла микроскопа. Мама не говорит мне этого прямо, но в какой-то степени она разочарована мной».