Я вспоминаю, как на льду она послушно опустилась на передние ноги и позволила мне прижаться к ней своим телом, как она встала и, несмотря на травму, забралась по крутому берегу реки, и мои руки тянутся к ее носу, как делали уже множество раз, я чувствую, как она дрожит от нетерпения под моей ладонью, чувствую рукой тепло, пульсацию крови на ее шее и на моей и знаю, что нам обеим нужно вырваться на свободу.
Я взбираюсь Галле на спину. Она не храпит и не бьет копытами, не подает никаких признаков беспокойства. Я сжимаю бока лошади бедрами, чтобы чуть охладить ее пыл, подталкиваю ее вперед и подстраиваюсь под ее движения. Мы плавно сливаемся воедино — спасибо отцу за годы, проведенные мною в седле, и за то, что научил с любовью относиться к лошади, ведь без этого между животным и всадником невозможно понимание. И мы отбываем, растворяясь в освещенном луной лесу.
Когда мы подъезжаем к границам территории, где обитает стая Гпенши, над горизонтом проклевывается рассвет. Ночь была холодной и длинной, наше путешествие — раздражающе медленным, тогда как поездка на машине заняла бы от силы пару часов, но у меня нет фургона для перевозки Галлы, а без нее я бы не смогла двинуться дальше с этого места. Укрытая белым одеялом земля блестит на солнце, и теплые лучи наполняют мои мышцы бодростью. Я сомневаюсь, что Десятая еще здесь, но все равно надо проверить. Из укрытия я наблюдаю за волчатами, которые наслаждаются утренним светом, и в груди сладко ноет, когда я вижу, как весело они играют. Я ощущаю, как их зубы кусают мне кожу, языки лижут мне лицо, лапы заваливают меня в снег. Я осязаю как свои собственные прижатую ко мне шкуру, их тепло, силу. Как им удобно в своем теле. Как они раскрепощены и всесильны. Трепет пробегает по моим членам, и я почти в экстазе, мне кажется, я чувствую их мощь, их сплоченность, общность с семьей. Малышка пинается пуще прежнего, и я думаю, что она тоже разделяет со мной эту радость.
Мне пора уходить. Тяга остаться сильна, связь с ними слишком отчетлива. Я мню себя волком; я забываю себя.
Признаков присутствия Десятой здесь нет, а значит, я должна ехать на север, к горам, где ее видели в последний раз. Ее привычным поведением стало убегать из центра парка, чтобы ухватить добычу, и потом снова возвращаться. Может быть, она ощущает себя свободнее там, где нет дорог, домов и людей. Может, она умнее, чем мы полагаем, и понимает, что самое безопасное место для нее там, где мы не можем до нее добраться.
Мы с Галлой едем долго, пересекаем равнины, переваливаем через гребни гор, минуем унылые, продуваемые ветрами холмы. Мы ищем горный кряж, и нам негде укрыться, когда мы поднимаемся по склону одной горы, спускаемся по склону другой и нет спасения от колючей снежной крупы или ледяного града. Час за часом снова приводят нас в ночь, к тому ведьмовскому времени, которого я боюсь до ужаса. Через равные интервалы мы останавливаемся, чтобы поесть, попить и отдохнуть. Перерывы в однообразном пути помогают отогнать тени. Но в темноте я не могу разглядеть ни дороги, ни помета, ни останков волчьей добычи, поэтому, когда мы находим клочок земли без снега, я развожу костер, сажаю Галлу на землю и, прильнув к ней, чтобы нам всем троим было тепло, засыпаю.
Я думаю о Дункане, и гнев подпитывает меня. Злюсь я и на Десятую, но это полнейшая глупость, и в конце концов я понимаю, что больше всего негодую на саму себя. За то, что не занялась ею раньше. За то, что не воспринимала нападения как предвестие большой беды. Мы забрали волчицу из ее дома, бросили в чужом краю и ожидали, что она приспособится, но, вероятно, от нее не стоило требовать так много. Возможно, она в такой же ярости, как и я.
Занимается второе утро, и в течение этого дня я нахожу тропу оленей, предположительно ланей.
В ушах звучат слова отца: «Волка выследить нельзя. Он умнее нас. Но можно выследить его жертву».
Иногда мне кажется, что я могу различить самые слабые отпечатки волчьих лап на оленьей тропе, — только лишь потому, что за всю жизнь видела их много. В этом разница между валком и собакой или даже между волком и большинством остальных зверей. Изящество и сноровка в поисках уплотненного снега, с трудом утрамбованного другими животными, — это мудрый способ сэкономить силы, которые ему понадобятся. Но я напала на след.
Через некоторое время мы идем по тропе ланей вдоль обледенелой реки к огромному замерзшему озеру. Оно сияет на солнце голубоватой белизной. Следы расходятся по его берегам.
А на другой его стороне, ничуть не опасаясь меня, стоит волчица.
Она наблюдает за мной. Желтовато-коричневое пятно на снегу. Можно предположить, что Десятая бросает мне вызов. Потом она как ни в чем не бывало скрывается из виду.