Я подумываю рассказать правду, но лучше не навешивать на себя еще один мотив устранить Стюарта.
— Нет. Просто просил рассчитаться.
— Он когда-нибудь признавался, что бьет Лэйни?
Я, нахмурившись, наклоняюсь вперед.
— Вы серьезно пытаетесь представить дело так, будто он ее и пальцем не тронул?
Дункан не отвечает.
— Вы испугались, — говорю я. — Поджали хвост, потому что Стюарт исчез.
— Но почему вы так уверены, что он бьет жену, Инти? — снова спрашивает он.
— Да потому, — рявкаю я, — что прежде уже такое видела. Это ясно как день, тут и думать нечего. И вы тоже это знаете.
— Что произошло потом? — спрашивает он.
Я пытаюсь справиться с беснующимися мыслями. Субботняя ночь.
— Я уже сказала. Пришли вы и заставили меня уйти в паб. Так что вам лучше знать, что там произошло.
— Больше вы Стюарта не видели?
Я мотаю головой.
— Вы не замечали, чтобы он конфликтовал с кем-то еще в тот вечер?
Только с тобой. И лицо у тебя было разбито. Правда, я сама этого не видела, так ведь? Понятия не имею, что случилось у аптеки. Я отрицательно качаю головой.
— Вы знаете еще кого-нибудь, кто имеет на него зуб?
— Какой еще зуб?
— Кто на него злится.
У меня вырывается смешок.
— Можете ли вы назвать человека, которого можно заподозрить в причастности к исчезновению Стюарта? — перефразирует Дункан свой вопрос.
— Нет. Меня здесь окружают только мои коллеги, и я уверена, что они ни сном ни духом, кто такой Стюарт.
Дункан снова откидывается на спинку стула, лениво поигрывая ручкой.
— Что привело вас в Шотландию, Инти?
— Я возглавляю проект «Волки Кернгормса». Ваши вопросы, ответы на которые вы знаете, имели бы смысл при включенном диктофоне. А так я что-то не могу понять, для кого весь этот спектакль.
— Это не спектакль. Я просто люблю ясность. Вы ведь пытались осуществить другой проект, правда?
Он навел справки.
— Да, в Юте. Возвратить волков в Пандо, чтобы возродить лес, который называют трепещущим великаном.
— Так почему вы не отправились туда?
— Проект встретил слишком большое сопротивление со стороны местного населения. Вы думаете, что здесь люди плохо нас принимают, но в Юте мы не смогли даже приблизиться к осуществлению своей цели.
— Но разве в Йеллоустоне проект не оказался успешным?
— Да, но вот только осуществление его все время сопровождалось ожесточенным противостоянием. Тамошние жители больше заботятся о фермах и охоте, чем о сохранении деревьев.
— А почему должно быть иначе?
— Потому что эта планета не принадлежит людям, — рявкаю я. — Мы не имеем на нее права, это не наша собственность.
Некоторое время он молчит, изучая меня. А потом замечает:
— Обрабатывать землю — очень тяжелый труд.
— Я и не отрицаю.
— Вы никогда не задумывались, почему борцы за сохранение природы склонны рассматривать вещи с высоких социоэкономических позиций? Да потому, что у них есть деньги. Им не приходится полагаться на землю, чтобы выжить, они не перебиваются кое-как изо дня в день.
— Я понимаю, что последствия мероприятий по охране природы неравномерно ложатся на плечи сельского и городского жителя и что мы должны делить бремя перемен поровну, — говорю я. — Я понимаю это, Дункан. Здесь, похоже, все считают, будто я задумала кровную месть, но единственное, что меня отталкивает в фермерах, — их очевидная недоброжелательность по отношению ко мне.
— Ваш проект ставит под угрозу источник их дохода.
— Вообще-то нет. Они просто не хотят делиться. — Я думаю об отце. — Можно питаться с земли и обрабатывать ее и одновременно кормить ее и заботиться о ней. Можно уменьшить вред, наносимый окружающей среде. Это никак не связано с деньгами. Мы обязаны сокращать влияние нашей деятельности на природу. Возрождение лесов — это способ борьбы с изменением климата, и, кажется, все забыли, что сейчас это самая важная задача. Мы, люди, определенно не имеем никакого значения. — Помолчав, я добавляю: — Не исключено, что человеческую расу вообще следует стереть с лица земли, проявив милосердие по отношению к нашей бедной искалеченной планете.
— Это какой-то экофашизм.
Я удивляюсь и смеюсь.
— Должно быть, это досадно, — говорит Дункан, и я жду, когда он пояснит, что имеет в виду. — Когда ты умнее других, а тебя никто не слушает.
Я закатываю глаза.
— Я серьезно, — продолжает Дункан. — Вы приехали сюда из благородных побуждений, а встречаете одну только враждебность. — Он снова наклоняется к столу. — Вы имеете право злиться. Я бы на вашем месте просто из себя выходил. — Пальцы его переплетаются, и мне кажется, будто он берет мою руку. — Вопрос в том, насколько сильно вы злитесь.