Кем я сегодня буду — подозреваемой в причастности к исчезновению человека или женщиной, которая недавно порвала с ним? Полагаю, что в обоих случаях у него нет оснований радоваться моему приходу. Он наливает мне вина и, передавая бокал, касается моих пальцев, как мне кажется, намеренно. Он, значит, играет в опасные игры с женщинами, не боясь вляпаться в неприятности. Интересно, хватит ли у меня смелости подыграть. Собственно, думаю, что хватит.
— Что это вы делаете? — спрашиваю я у гостей. Они все дружно хихикают, и только хозяин отворачивается, чтобы скрыть улыбку.
— Дункан решил, что его призвание — быть плотником, но выяснилось, что руки у него растут не из того места, — объясняет Амелия, — так что время от времени мы собираемся и помогаем ему исправить то, что он навалял, а он за это угощает нас ужином — в кулинарии он как раз мастак.
По крайней мере, теперь я понимаю, почему дом заставлен кривобокой мебелью.
— Умеете шлифовать? — спрашивает меня Бонни.
Я опускаюсь рядом с ней на пол. Она чистит шкуркой что-то вроде искривленной ножки кофейного столика.
— Да это мое любимое занятие, — отвечаю я.
Она аж сияет от радости.
— Тогда приступайте.
Пока мы работаем, я прислушиваюсь к разговорам. Голоса обволакивают меня, и я сосредотачиваюсь на своей задаче. Я не хочу слишком поддаваться настроению этих людей. Сегодня я устала, и мне достаточно собственных впечатлений.
Дункан заканчивает кулинарить и приносит каждому по тарелке с пастушьим пирогом.
— Мне не надо, спасибо, — отказываюсь я.
— Ты уже поела?
— Я ем только мясо, которое добыла на охоте сама.
Он прыскает от смеха.
— Ну ты даешь, Инти Флинн.
Я тоже невольно смеюсь. На нем очередной вязаный джемпер, кремового цвета, с ромбовидным рисунком. От этого глаза его кажутся темнее.
— Дункан и Бонни уже допрашивали тебя, Инти? — интересуется Амелия даже без намека на веселье.
— Мы всех опрашиваем, — говорит Бонни. И в очередной раз поясняет: — Так положено.
— Со мной беседовал только Дункан, — отвечаю я, глядя на него, и на мгновение мы снова оказываемся в той комнате вдвоем.
— И к какому же выводу ты пришел, Дункан? — спрашивает Амелия. — Убийца была у нас под носом?
— Я еще не решил, — произносит он, улыбаясь своей кривой улыбкой, и я не уверена, что он шутит.
— Вообще-то у Инти есть алиби, — сообщает Бонни.
— Какое именно?
Бонни, видимо, это тоже забавляет.
— Не имею права сказать.
Значит, Дункан поставил ее в известность. Полагаю, он обеспечивал алиби мне, а я ему.
— Меня не спрашивали, — говорю я.
— О чем? — не понимает Бонни.
— Про алиби. Разве вы не должны были?
— Мы узнали о нем из другого источника.
— И не подумали пойти дальше, услышать подтверждение из первых уст?
У Бонни хватает такта изобразить смущение.
Я перевожу взгляд на Дункана.
— Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, — объясняет он.
— О чем это вы? — требовательно спрашивает Амелия.
— В ту ночь я была здесь, — говорю я, желая увидеть реакцию Дункана.
— Ваше алиби — Дункан? — роняет Фергюс и разражается тонким смехом. — Тут есть некий конфликт интересов.
Амелии и Халли это тоже вроде бы кажется забавным, но Бонни неловко ерзает на месте.
— А я — его алиби, — отвечаю я. — Правда, меня никто не просил это подтвердить.
— Недоработка вышла, — улыбается Дункан. — Я вызову тебя в участок, когда тебе будет удобно. Мне все равно надо задать тебе еще несколько вопросов.
— Договорились.
— Все это одна только пустая трата времени, разве не так? — спрашивает Холли. — Любому ясно, что мерзавец просто слинял. Он же в долгах как в шелках.
Я навостряю уши.
— А кому он задолжал? Банку?
— В том числе, — отвечает Холли.
— Нехорошо обсуждать чужие финансовые проблемы, — замечает Фергюс.
— Так-то оно так, но это веская причина смотать удочки, — указывает Холли.
— Его могла укокошить Лэйни, — высказывает предположение Амелия.
— Предлагаю свернуть тему, — предостерегает Бонни.
— Я просто хочу сказать, что, если бы Стюарт меня постоянно валтузил, я бы уже давным-давно его грохнула. Только не говорите, что ваш первый подозреваемый не Лэйни.
— Но тело-то не нашли, — напоминает Бонни.
— А валтузил он ее еще как, — добавляет Холли.
— Это я к тому, — поясняет Амелия, — что он был настоящий подонок.