— Что, по-твоему, с ним случилось? Фергюс качает головой.
— Возможно, ему просто все это осточертело.
— Что — все?
— Ферма. Такая неблагодарная жизнь. Не знаю, странно все это.
У меня возникает впечатление, что ему неловко разговаривать об этом со мной, пришлым человеком. Я ненавязчиво пытаюсь навести его на интересующую меня тему, но в последнее время нена-вязчивость мне плохо удается.
— И все равно, думаешь, он бросил бы жену вот так? Внезапно, не сказав ни слова?
— Маловероятно. Никто не мог обвинить Стюарта в том, что он не любил свою жену.
Ну конечно, он, похоже, намеревался залю-бить ее до смерти.
Фергюс напрягся.
Они были вместе со школы, — говорит он так, словно это все объясняет, хотя, может, так оно и есть. — Все мальчишки здесь были хоть немного влюблены в Лэйни. Но она выбрала Стюарта. Он был привлекательным, добрым, все такое, и все знали, что им суждено быть вместе.
— Что же изменилось?
— Ничего.
Я качаю головой. Они все идиоты здесь, что ли? Неужели никто не замечал, что женщине явно угрожала опасность?
— Я хочу сказать, что, наверно… — Фергюс ненадолго задумывается. — Выпивка для некоторых мужчин — как проклятие, человек перестает быть самим собой. Стюарт все время пытался бросить, но было время, когда я мог бы поспорить на деньги, что из них двоих исчезнет она.
— Ты имеешь в виду — уедет или ее убьют? — в открытую спрашиваю я.
— Уедет! — восклицает он. — Господи, если бы я думал, что ее могут убить, я бы…
— Ты бы что?
Фергюс удивленно смотрит на меня.
— Какая ты суровая.
Я копаю дальше.
— Как ты думаешь, кто-то мог его ненавидеть? Из ревности, из злости или еще по какой-то причине?
— Теперь ты похожа на Мака, как будто разнюхиваешь что-то.
— На Дункана? Он допрашивал тебя?
— Конечно, он допрашивал всех в городе. Какое-то время мы сидим молча.
Наконец Фергюс говорит:
— Хочешь знать мое мнение? Если кто-то действительно решил от него избавиться, у этого человека должны быть железные яйца. Стюарта не так-то просто было завалить, а уж выйти сухим из воды после этого — вообще другой разговор.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что Мак не перестанет рыть землю. Ищейка, вот он кто.
А не найдет ли эта ищейка мнимого виновника, чтобы выгородить себя? Не наметил ли он меня на роль козла отпущения?
— Дункан всегда был таким? — осторожно спрашиваю я.
— Да, сколько я его помню. Вечно он зацикливается. И никогда не знаешь, родился таким человек или стал из-за всего того дерьма, что с ним случилось.
— А что с ним случилось?
— Это не секрет, история была в газетах.
Я жду. Фергюс вздыхает:
— Дункан убил своего отца.
Фергюс сознательно напивается. Я вижу это довольно ясно. Он очень мало говорит о случившемся, однако и сказанного мне достаточно, чтобы понять: он был там, потом, видел содеянное и никогда не забудет этого. Они все были там, ближайшие друзья Дункана. Прежде чем сообщить в полицию, он позвонил им. Лэйни, своей девушке, Фергюсу, Амелии. Фергюс помнит, что Дуглас не плакал. Он и потом ни разу не плакал, ни во время расследования, ни на суде.
Я отвожу Фергюса домой и помогаю ему войти. У него заплетаются ноги, и когда я кладу его на кровать и приношу стакан воды, меня охватывает нестерпимая жалость к нему.
Потом я направляюсь к себе. Эгги уже спит, поэтому я забираюсь в свою кровать и, закутавшись в одеяло, копаюсь в Интернете, пока не нахожу статью двадцатипятилетней давности.
Была рождественская ночь. Полиция прибыла и обнаружила два трупа.
Отец Дункана был насмерть забит дубинкой.
Мать тоже скончалась от побоев. Поначалу полицейские не могли понять, что здесь произошло, и предположили, что в дом проникли грабители. Но когда обнаружили Дункана и его друзей, сбившихся в кучу в комнате наверху, то картина преступления начала проясняться.
Дункан пытался защитить мать. Ему не удалось. Его действия квалифицировали как защиту жизни другого человека. Ему было шестнадцать лет. С фотографии на меня смотрит надломленный подросток: бритая голова, тени под глазами.
Я выключаю свет и стараюсь унять дрожь, но меня продолжает трясти. Травма может давать о себе знать спустя годы. Мне это известно не понаслышке.
Вечеринка. Вокруг меня все вертится. Беззвучно. Невесомо. Мое тело живет среди них, среди других тел в моем доме, которых я не знаю, но чувствую. Я выхожу из гостиной. Я ищу Гаса. Ищу Эгги. Мои очертания размыты.