Вываливаю это все на Балашова — жри, не подавись, мой хороший. И пока он силится справиться с тем, что узнал, я, запрокинув голову, провожаю взглядом летящих по небу птиц. Почему я раньше этого ему не рассказала?
В какой-то момент Демид подходит ко мне вплотную. Обхватывает затылок ладонью, осторожно ведет по шее большим пальцем… Прижимается лбом к моему виску и шепчет мне прямо в ухо:
— Ты же знаешь, что, если бы мог, я бы все изменил, правда? Скажи, что ты это знаешь…
Я молчу и упрямо смотрю на птиц. И мои глаза слезятся от этого!
— Но ведь ты не можешь этого изменить… — шепчу спустя целую вечность.
— Не могу. — Он ведет носом по шее, и тысячи мурашек разбегаются, кто куда, по моей коже. — Но я могу заменить их другими.
Всхлипываю. Телом проносится дрожь. Меня бросает то в жар, то в холод. Ненавижу его! И хочу… Чертова амбивалентность во всех ее трех типах одновременно.
Теплые губы касаются основания шеи. Я слышу, как его сердце колотится рядом с моим. Я знаю, что для него это все серьезно… Но я не уверена, что могу простить. Я совсем не уверена… А между тем он поднимается выше и выше, наклоняет мою голову и мягко, неторопливо, со вкусом впивается в мой рот. Я должна оттолкнуть его. Я должна… Но вместо этого мои пальцы сжимаются на его рубашке и притягивают Балашова еще ближе. Он тихонько рычит. Подталкивает меня к дереву, просовывает ногу между моих ног и отпускает себя. Кажется, он везде… В каждом миллиметре пространства. Все оно — это он. Его губы, руки и хриплый шепот, которым Демид меня околдовывает.
В себя приводит лишь отрывистый звук клаксона. Я отшатываюсь от Балашова, касаюсь рукой губ. В попытке стереть его поцелуй? Или… Вскидываю взгляд. Он совершенно невменяем. Как тогда, в квартире. И головой трясет, как тогда. Я сглатываю, опускаю взгляд. Скольжу вниз по тяжело вздымающейся груди, задерживаю взгляд на бугре, натянувшем брюки…
— Извините, Лена попросила сказать, что гости в сборе, — звучит за спиной отрывистый голос. Я каменею, не решаясь обернуться. Понятия не имею, как объяснить матери, почему ей не следует быть с этим мужчиной. Но я что-нибудь придумаю.
— Мы сейчас подойдем.
— Отлично, Марьяна, я…
— Думаю, нам не о чем говорить. Вы, главное, матери ни о чем не проболтайтесь. У нее с сердцем плохо. Я из-за нее тогда не стала поднимать шум, а не потому, что вы закрыли дело.
— Понимаю. Только и вы поймите… Освидетельствования не было. Ваши слова — против слов Демида. У меня не было причин верить именно вам.
— А ему, значит, были?
Не выдерживаю. Оборачиваюсь. Бросаю на следователя испепеляющий взгляд.
— Знаменитые люди зачастую становятся жертвами провокаций, — пожимает плечами Воронов. — А у вас даже свидетелей не было. Водитель скорой, и тот…
— Да его же просто купили! — закричала я и бросила злой взгляд на Демида.
- Тогда я этого не знал.
— А если бы знали?! Что бы изменилось? Хотите сказать, что отправили бы на нары гордость нации?
Не знаю… Меня несет. А вот Сергей Михайлович остается спокойным. Он переступает с ноги на ногу, косится на Балашова и без всякого заискивания перед ним отвечает:
— Не факт, что отправил бы. Но попробовал бы точно…
Его ответ такой неожиданный, что все другие слова замирают в моем горле. Я стою перед этим мужчиной, как боксер, проигравший бой, и не знаю… просто не знаю, что делать дальше.
— Держитесь подальше от моей матери! — наконец выдаю я и, натянув на лицо улыбку, шагаю навстречу подоспевшим Веденеевым.
— Ну, вот вы где! А мы вас повсюду ищем, — улыбается дядя Коля, обнимает меня и, как в детстве, зажимает нос между указательным и средним пальцами. — Вышли посмотреть, как буржуи строятся? О, Демид, привет! А это…
— Сергей. Будущий муж Леночки. Приятно познакомиться.
Жмурюсь и считаю про себя до десяти. Моя жизнь — какой-то гребаный День сурка. Ненавижу!
Глава 6
Демид
Я люблю здесь бывать. В кругу этих простых преданных друг другу людей. Так я чувствую себя частью чего-то целого. Частью большой и дружной семьи… И мне это нравится. Нравится, как я себя ощущаю рядом с ними. Я словно становлюсь лучше, чем когда-либо был. Ярость, живущая во мне, утихает. Демоны, пожирающие меня изнутри, смиренно опускают головы. И на меня снисходит покой. Я почти счастлив. Мое счастье пахнет пирогами, расставленными в вазах хризантемами и дымком из камина, который Лена предложила зажечь, когда похолодало.