Единственным серьезным отступлением Ньютона от ортодоксального англиканства стало его непризнание Троицы. Иисус, по его мнению, действительно являлся Сыном Божьим, но он не был Богом. «Не следует молиться двум богам», — писал Ньютон. Идею о том, что Иисус был Богом, облеченным в человеческую плоть, он считал ересью, насаждаемой Римом. Ньютон тщательно скрывал свое отрицание Троицы, чтобы его не изгнали из Кембриджского университета, где он десятилетиями служил профессором — по иронии судьбы, как раз в Тринити-колледже[5].
Еще одна сторона запутанной и весьма любопытной жизни Ньютона — его страстное увлечение алхимией. Он приобретал и изучал все алхимические труды, какие мог достать, и бессчетные дни проводил в лаборатории, тщетно пытаясь превратить недрагоценные цветные металлы в золото. В его неопубликованных текстах по алхимии — свыше миллиона слов: это меньше, чем в его толкованиях библейских пророчеств, однако значительно больше суммарного объема всех его трудов по физике и астрономии. Акройд цитирует знаменитую кембриджскую лекцию Джона Мейнарда Кейнса, посвященную тайным алхимическим записям Ньютона, и отмечает, что Кейнс не нашел в этих заметках ничего, что представляло бы хоть малейшую научную ценность.
В конце жизни Ньютон пережил нервный срыв, длившийся больше года. Предполагают, что причиной стало отравление ртутью, которую он использовал в своих алхимических опытах. А иные считают, что Ньютон страдал каким-то биполярным расстройством[6], спровоцировавшим глубокую депрессию.
Сейчас нам трудно примириться с мыслью, что лишь небольшую часть своей долгой жизни Ньютон посвятил собственно изучению дарованных свыше законов природы. В течение нескольких лет, между двадцатью и тридцатью годами, он разработал методы дифференциального и интегрального исчисления, обнаружил, что белый свет представляет собой смесь цветов, впервые в истории объяснил возникновение радуги и сконструировал один из первых зеркальных телескопов. Но, конечно, величайшим его открытием стал закон всемирного тяготения, согласно которому гравитация, удерживающая нас на поверхности Земли и заставляющая падать яблоки, — это та же самая сила, что управляет движением Луны, а также ближайших к нам планет и комет. Сколько еще он мог бы открыть, с(ни бы не транжирил энергию и талант на алхимию и толкование библейских текстов!
Ньютон ошибочно полагал, что гравитация даже на расстоянии действует мгновенно. Ее природа оставалась тогда полнейшей загадкой. Ньютон шал, что ее сила находится в прямой зависимости от произведения масс двух объектов гравитационного взаимодействия и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними, однако по поводу ее причины он высказывался так: «Не стремлюсь делать вид, будто понимаю». Лишь с созданием эйнштейновской теории искривленного пространства-времени удалось частично объяснить это явление.
Свет, по мнению Ньютона, имеет корпускулярную природу, то есть состоит из мельчайших частиц. В этом он оказался прав лишь наполовину. Сегодня известно, что свет — одновременно и частицы и волны.
Акройду хорошо удается описать сложную личность Ньютона, столь же причудливую, как и его воззрения. По словам Акройда, ученый отличался «скрытностью и подозрительностью» и в нем таились «огромные запасы гнева и агрессивности». Остались свидетельства людей, которые видели его улыбающимся, и лишь одно — о том, как он смеялся: это произошло, когда кто-то спросил его, какая польза от изучения Евклида.
В молодые годы Ньютон частенько спал не раздеваясь. Даже не будучи поглощен работой, он подолгу обходился без еды или же принимал пищу стоя. Он никогда не делал никаких физических упражнений, и у него не было ни единого хобби. Выходя из дома, он нередко забывал причесаться или подтянуть чулки. В более зрелом возрасте, будучи смотрителем Королевского монетного двора, он без всякой жалости наблюдал, как вешали фальшивомонетчиков.
Ньютона практически не интересовали изобразительные искусства, музыка, литература, женщины. Вот его рассказ о первом, и единственном, посещении оперы: «Первое действие слушал с удовольствием, второе стало испытанием для моего терпения, а на третьем я удрал». Однажды он пренебрежительно отмахнулся от поэзии, назвав ее «изобретательной, но вздорной болтовней».
В период депрессии Ньютон написал философу Джону Локку следующее забавное письмо: