Люди начали оборачиваться и глазеть на них, а старик, в свою очередь, таращился на молодого человека. Какая-то женщина, переходившая дорогу по пешеходному переходу, изменила свой маршрут и направилась к ним. Лицо её было озабоченным. Но прежде, чем она успела обратиться к старику с вопросом: "Всё ли в порядке?" - молодого человека увели прочь. Виктор Иванович наконец получил свободную для взлёта полосу; удаляясь, он слышал, как кто-то говорил вполголоса:
- Расслабься. Он больше ни на что не годится. Посмотри на него! Просто развалина. Кровоизлияние в мозг не шутка. Наверное, не даже понял, что ты от него хочешь...
Когда становилось невмоготу, старик поворачивал лицо к северу и смотрел на многоэтажный дом на Старом Толмачевском: он возвышался среди городского смога, как обелиск, как напоминание о чём-то существенном, чём-то, о чём просто невозможно было забыть, и только Виктор Иванович, этакий растяпа, забыл. Он словно ждал от этого дома каких-то предзнаменований, и каждый встречный прохожий казался жителем одной из квартир на верхнем этаже, где тихо шуршит распределительная коробка лифта - старик поворачивал лицо, ожидая, что этот прохожий скажет ему что-то важное.
Это была одна из долгих вечерних прогулок, нудных, как чесотка, не приносивших удовлетворения. Виктор Иванович прошёлся по Вишняковскому переулку, рассеянно наблюдая, как играют во дворах цыганята и встречаясь взглядами с важными котами в оконных проёмах, повернул на Новокузнецкую. И вдруг обнаружил перед собой длинноволосого парня. Одет в ту же одежду, что и вчера, даже лицо всё ещё было кирпичным от гнева. На этот раз вокруг не было никого, кто мог бы увести его прочь. Москвичи, засунув руки в карманы, задумчиво шлёпали по лужам справа и слева.
Виктор Иванович достал из кармана яблоко, обтёр его о рукав рубашки, и принялся жевать, ожидая, когда проблема исчезнет сама. Он уже давно усвоил, что лучшее средство борьбы с некоторыми неприятностями - просто подождать. Когда эта неприятность видит, что он не собирается ничего делать, что он покорен, как раб на галере, она уходит. Чёрт, да этим способом Виктор Иванович пользовался уже тысячу раз, и ни разу он не давал осечки!
Парень наклонился вперёд, заглядывая старику в глаза. Шаркнул ногой, будто верил, что это поможет привлечь к себе внимание.
- Меня называют Севером, помнишь?
Виктор Иванович смотрел на него, как на мальчишку, который ради забавы льёт воду в сусличью нору. Из груди невольного его собеседника вырвался вздох.
- Дмитрий. Дима. А фамилии не нужно. Её, считай, уже и нет. Я от неё отказался. Все зовут меня Севером и только близкие друзья или малознакомые люди - как по паспорту. Послушай, старик, давай поговорим?
Виктор Иванович промолчал, но парень, видно, разглядев что-то в его глазах, воспарял духом.
- Ты ведь не просто хотел от меня отделаться, да? - спросил он. - Ты и вправду ничего не помнишь?
Удостоверившись, что молодой человек не собирается уходить, старик буркнул:
- Чего тебе?
- Ребята говорят, ты вне игры. Говорят, что тебя стоит скинуть со счетов. Но я так не могу. Какой-то старый хрен обошёл меня на моём же поле, едва-едва усвоив правила игры! И что теперь? Я узнаю, что этот доморощенный гений, взяв банк, теперь берёт билет на самолёт в обычную, заурядную жизнь. Так не бывает старик.
Он снова разволновался. Брови, как лезвия гильотины, поползли вниз.
- Мачо говорил, что тебе нужно было проиграть, - хрипло сказал Виктор Иванович. Он не знал, из какой подкорки головного мозга выскочила эта фраза. Да если бы и знал - сумел ли её задержать? Вряд ли. Он старый человек, перенёсший инсульт, а она - вон какая прыткая.
- Чёрта с два мне это нужно было! - заорал молодой человек. Протянул руки, чтобы сорвать с головы Виктора Ивановича шляпу, но в последний момент передумал. - Где у тебя спусковой механизм? Я помню россказни про башню, которая якобы огрела одного чокнутого деда по голове, после чего у него зачесалось в одном месте... руки, конечно, я имею в виду руки. Ну так как?
- Враньё, - неожиданно даже для себя рявкнул Виктор Иванович. - Я всему научился сам! Этот спусковой механизм только запустил желание чего-то добиться в жизни.
- Так как он работает? - спросил Север, убирая руки.
Старик подёргал себя за мочку уха. Склонил голову, будто ожидая услышать далёкий гул колокола где-то в черепной коробке.
- Он просто включается... и всё. Но сейчас он не функционирует. Наверное, что-то перегорело. Наверное, стоит поменять какие-то лампы, я пытался спросить у врача, но он меня не слушал... Теперь я считаю иначе: прежде, чем чинить, я должен разобраться, для чего он нужен.
- Чтобы рисовать, дурья твоя башка! У тебя получались замечательные рисунки.
Виктор Иванович догрыз яблоко, бросил огрызок и протолкнул его ногой сквозь решётку вентиляции. Недовольно сказал:
- Я старый человек. Зачем мне рисовать? Зачем ему вообще было включаться? Только попусту бередить сердце.
В гневе Дима схватил старика за ворот рубашки, едва не оторвав пуговицу.
- Но ты ведь ловил кайф! Не говори, что не ловил! Это была отличная жизнь для такого несчастного пердуна, как ты. Где она? Где эта башня? Покажи мне. Быть может, если ты посмотришь на неё, а я ударю тебя по голове чем-нибудь тяжёлым... как думаешь, это сработает?
Когда жилка на щеке молодого человека перестала дёргаться, старик покачал головой.
- Я припоминаю теперь... да... Знаешь, я себя чувствовал так, будто время идёт не вперёд, а назад. Я молодел с каждой секундой, с каждым днём количество седых волос уменьшалось, а не увеличивалось. Я не спал ночами не потому, что болело сердце или не давал покоя позвоночник, а потому, что нужно было сделать кучу дел.
- Вот! - Дима даже привстал на цыпочки. - Вот о чём я говорю! Неужели ты не хочешь, чтобы всё это вернулось?
Прежде, чем оно одеревенело вновь, лицо старика на миг осветила улыбка. Молодого человека не покидало ощущение, что если постучать костяшками пальцев, услышишь характерный звук.