- Гордыней?
Глеб удивленно посмотрел на собеседника.
А может, и впрямь его мысли по поводу греховности собственной идеи карьерного роста - ерунда? С чего он вообще взял, что это грех? Ведь он стремится служить Богу верой и правдой, служить так, как служили праведники прежних времен. А для этого ему надо стать кем-то. Значит, так тому и быть.
Попрощавшись со стариком, Глеб с легким сердцем пошел на исповедь. Он больше не терзался сомнениями и откровенно рассказал Никодиму только о своих школьных проблемах, которые беспокоили его в последнее время, а потом занялся делами и добросовестно причастился...
После службы он встретил маму у закрытых ворот западной стены.
- А я думал, ты домой пошла.
- Нет.
Она подняла воротник шубы и спрятала половину лица за коричневым мехом.
- Хотела с тобой прогуляться.
- И как успехи?
Глеб удовлетворенно отметил, что ее глаза не были заплаканными.
- Все нормально, - заговорила она быстро и немного нервно. - Он отпустил мне грехи. Посетовал, правда, что наши отношения я воспринимаю именно так. Но допустил до исповеди и сказал, что раз я приняла решение... А я приняла... Да, именно так. Я сказала, что даю ему свободу. Отпускаю его молиться. И что все кончено. И теперь... Теперь я освободилась. Я снова смогу писать. Кстати, его заказ остается в силе. Да, я смогу работать, потому что все позади. И теперь жизнь пойдет как раньше.
- Ясно.
Глеб оставил без комментариев мамины признания, хотя немного расстроился от такого поворота дел. А вдруг Никодим перестанет оказывать ему знаки внимания? Неизвестно. Остается только ждать, что будет дальше, и не печалиться раньше времени...
Остаток дня прошел мирно и без происшествий. Мама увлеченно писала икону, несколько раз звонила знакомому реставратору и была в хорошем настроении. Казалось, она скинула какой-то гнет, который мешал ей нормально дышать, и теперь наслаждалась каждым мгновением. Однако такое положение дел длилось недолго.
В четверг вечером квартиру огласил резкий звук дверного звонка.
- Кто это?! - крикнул Глеб из своей комнаты.
- Сейчас посмотрю.
Мама пошла открывать, и через несколько секунд из прихожей раздался ее вскрик:
- Ты!?
- Нам надо поговорить, - голос Никодима звучал глухо и непривычно. - Пусти меня.
- Уходи. Ведь мы обо всем договорились.
- Нет.
Возникла пауза. Толкаемый любопытством, Глеб приоткрыл дверь комнаты и посмотрел в коридор. Они стояли обнявшись и целовались.
- Ты всерьез думала, что я буду лбом об пол биться и читать покаянные молитвы? - сказал Никодим, когда они наконец смогли оторваться друг от друга. - Да что ты знаешь о монашеской жизни?! Это не Средние века. Я не собираюсь лишать себя общения. Хватит сидеть тут взаперти и рисовать. Пойдем!
- Подожди. Мне надо переодеться.
Мама засуетилась возле зеркала, расчесывая непослушные кудри.
- Ну так поторопись. А я воды выпью.
Он снял пальто и прошел в кухню.
- Глеб! - донеслось оттуда. - Иди сюда, я тебя давно не видел.
Отсиживаться в комнате теперь не имело смысла, и Глеб пошел на зов своего духовника. Оказалось, что тот одет по-граждански - в джинсы и рубашку. Еще никогда отец Никодим не казался ему столь смешным. Глупая, не прикрытая величественными одеяниями, пузатая фигурка, какая-то неуместная для штатского человека косматая рыжая борода, растрепанные волосы. Все это делало его похожим на рокера или фоторепортера.
Не успев поздороваться, Никодим схватился за сотовый:
- Кто-то звонит. Подожди, надо ответить, - Он зачем-то нажал кнопку громкой связи и начал разговор.
- Батюшка, здравствуйте! - подобострастно просипел мужской голос. - Простите, что отрываю. Вы, наверное, молитесь. Но мне ваш духовный совет нужен.
- Слушаю вас, уважаемый Константин.
Никодим подмигнул Глебу и, взяв чайник, плеснул себе воды в стакан.
- У меня сегодня сестра умерла. Что делать-то? Ведь пост, как поминки-то справлять?
- Главное - усердно молитесь. Читайте вечернее и утреннее правила. А поминки... Ну не готовьте мяса. И поскромнее, поскромнее.
В этот момент в кухню зашла мама, и Никодим, видимо не удержавшись, провел рукой по ее талии.
- И спиртного не надо. Постарайтесь воздерживаться. Все-таки Великий пост на дворе.
- Спасибо, батюшка! - всхлипнул человек. - Вы как свет в окне. С вами и горе переживать легче. Святой вы человек.