Манон зажмурилась.
— Мог бы и позвонить, — пробормотала она, сжав в пальцах ворот его рубашки.
— Не хотел тревожить, — ответил Кай. Голос хрипел, как от недосказанного. — И… не знал, что сказать.
Он отвёл взгляд, впервые с тех пор, как вошёл. Оба замолчали. Шум чайника стих, часы на стене тикали слишком громко, даже Саймон притворился, что стал частью интерьера.
— Я думала, ты просто ушёл, как все, — сдавленно прошептала Манон.
Кай поднял на неё взгляд. Осторожно, будто боялся увидеть в её глазах разочарование, с которым уже не справится.
— Я не как все, — сказал он.
Молчание наступило, почти давящее. Слышно было, как где–то в углу скрипит старое дерево, как чайник на заднем фоне перестал шипеть, даже Саймон перестал дышать показательно громко.
Наконец Кай медленно выпрямился.
— Манон Обер, — сказал он. — Со всей официальностью, с нарушением внутреннего регламента, с риском быть высланным за пределы дисциплинарного круга…
Он замолчал. Сделал вдох.
— … я хочу тебе заявить, — он взял её за руку, ладонь дрожала, совсем чуть–чуть, — я от тебя просто без ума.
Манон вздёрнула брови, но уголки губ дрогнули.
— Это… всего лишь мой врождённый дар. Я у всех вызываю симпатию.
Кай осторожно, как будто боялся быть грубым, прижался губами к её животу через ткань корсета.
— А мой дар быть устойчивым к природным чарам.
Манон усмехнулась первой:
— Упрямый ты, бюрократ.
Он молча поднялся и притянул её к себе. Его руки сомкнулись на её талии.
Сзади на прилавке раздражённо фыркнул Саймон.
— Надеюсь, хоть сейчас вы повесите амулет от непреднамеренного зачатия! — протянул он с мученическим тоном.
Кай, не отрывая взгляда от Манон, коротко бросил:
— Уже висит. Сертифицированный.
— О, ну тогда, продолжайте, — милостиво фыркнул кот и запрыгнул на окно, демонстративно отвернувшись. — Я тут полежу.
Кай нагнулся и поцеловал свою ведьму. Долго и с жадностью.
Глава 16
Говорят, город спит по ночам. Ложь. Город никогда не спит. Он просто меняет маску. Прячет когти. Запах меняется. Днём он пахнет специями и карамелью, ночью дешёвыми зельями и жареной рыбой.
И вот тогда я выхожу на дело.
Меня зовут Саймон. Кот. Фамильяр и частный нюхач.
Люди привыкли считать, что коты дремлют на подоконниках, гоняются за мухами и воюют со швабрами. Они думают, что наш день ограничен миской с молоком и охотой на теневые пятна. Наивные. Мы наблюдаем, выжидаем и делаем выводы.
И когда твою ведьму пытаются подставить, а её сердце занято сапфировыми глазами упрямого бюрократа, мне пора браться за дело.
Я начал с переулка Шепота, места, где город впервые закашлялся чарами. Там был замечен первый магический срыв, и воздух до сих пор не мог прийти в себя.
Запах стоял приторный и тревожный. Клубничный ликёр, взбитая пена лёгкой пошлости и настойное, будто застоявшееся, отчаяние. Всё вместе напоминало дешёвую подделку под «Шепот Венеры», фирменное зелье Манон, только без вкуса, чувства и намёка на тонкость. Не Манон.
Кто–то пытался копировать её стиль, но делал это с тонкостью орка, вырезающего кружева тесаком. Все нужные ингредиенты можно найти только у одной барышни в округе.
Элиза.
След был тёплым, как миска молока утром.
Лавка её пряталась в переулке за рыбным рынком. Внутри пахло сушёным хмелем и сосновыми почками.
Я просочился внутрь через открытую форточку, как всегда элегантно и почти беззвучно. Присел на полку, понюхал воздух.
Нет. Не тот аромат.
В лавке не пахло Манон, ни тонкой сладостью ириса, ни пикантной нотой, которая обычно остаётся на манжетах клиентов после её зелий.
Но… Резкий, вяжущий запах, как будто кто–то варил старый чеснок с дешёвым сандалом привлек мое внимание. Я шевельнул носом. След тянулся наружу, через окно дальше по переулку к докам.
Крысы. Как я не догадался сразу?
Я почти собрался прыгнуть обратно, но тут…
— САЙМОН!!! — заорала Элиза, появившись из–за занавески с такой скоростью, что ступка подпрыгнула. — Не трогай мои банки, кот–подлец!
В следующий миг швабра пролетела мимо моего хвоста, и я понял, что дипломатии здесь не выйдет.
Возмущенно я выскользнул в окно.
— И не возвращайся!
Улицы знали многих. Воров. Шпионов. Продавцов зельеварного мыла под видом афродизиака, но никого так не боялись, как крыс с Травяного рынка. Они знали всё. Перемещения зелий, чьи руки касались пробирок, кто платил, а кто исчезал.