- А... - глаза затуманены, тело напряжено, а пиджачок расстегнут на первую пуговицу. Я выдохнул. Асмодей, все-таки, слишком красива.
С громким треском по зеркалам прошла трещина, почти сразу распространившись по всем окнам. Пожалуй, впервые, я покидал зазеркалье с настолько смутными чувствами.
- Баттлер... - я выдохнул. - Сдайся. Пожалуйста. Я воскрешу всех погибших в поместье.
Вряд ли Беатриче мне это позволит, конечно. Но, отрицая магию, Баттлер угрожает самому существованию Асми. Я готов умереть или проиграть - но рисковать ей... Любое наказание от Беа сойдет лучше.
Племянник улыбнулся и покачал головой.
- Нет. Я не признаю поражение. - он смотрел на меня как-то странно, понимающе и даже с легким сочувствием, но без сентименатьности. - Мы оба поставили все на эту игру.
Я вздохнул. Значит - война продолжается. Продолжается, пока не останется только одна истина в красном. И она будет моей.
Хотя бы ради Асми.
Глава 1. Перед бурей
Это невозможно спутать ни с чем. Тихий звон безмолвно кричащего стекла, застывшая дрожь зеркал, будто бы ставшие туманом стены - мир, не способный издать ни звука, тихо корчился в агонии.
- Добрый вечер, Вельзевул. - я зашёл на кухню, покачав головой.
Девушка лет семнадцати на вид уже закончила готовить. Встроенный в плиту компьютер показывал восемь тысяч градусов, нагло издеваясь над законами физики и моими глазами. Чёрная, будто поглощавшая падающий на неё свет сковорода не имела ничего общего с той, что я купил три дня назад в ближайшем супермаркете, а по пустым уже тарелкам были разложены тысячи мелко порубленных ингредиентов, их которых я смог узнать от силы сотню.
- Привет, Стефан. - Вельзевул улыбнулась и поставила на стол только приготовленное блюдо. - Ты ведь не откажешься поужинать со мной?
Голос девушки был крайне мягок и мил, да и в целом вокруг неё распространялась удивительная домашняя атмосфера. Хотя... Разумеется это не вопрос и не предложение.
- Спасибо, Вельзевул. - говорить [это] имя было странно, но она создана по [его] образу и подобию, так что было бы грубо с моей стороны его сокращать. Это ее имя - не больше и не меньше. - С удовольствием.
В центре стола оказалось что-то, отдалённо похожее на баранью голень. С виду оно не было ничем странным, а на вкус... На вкус оно было идеальным. Мягкое, великолепно приготовленное мясо без единого сухожилия или кусочка жира, соус, превосходно сочетающий кислинку и сладость, странного вида красноватый напиток, только подчеркивающий вкус...
- Это ведь человеческое мясо, верно? - я прямо посмотрел на неё, отставив бокал в сторону.
Девушка мягко улыбнулась, и свет от старых, почти погасших лампочек, заиграл на светлых волосах.
- Да, Стефан. - она покачала головой. - Это что-то меняет?
Я вздохнул. Она - девушка, искренне и самозабвенно любящая кулинарию. Она - Вельзевул, столп Беатриче, демон чревоугодия. Глупо было бы ожидать от неё чего то иного.
- Конечно нет, Вельзевул. - я улыбнулся, и продолжил есть. - Конечно нет.
Она любит готовку настолько, что использует и свою плоть как ингредиент. Не думаю, что мне стоит опасаться вирусов или прионов... Да и не хочется уже её обижать. Даже если забыть про то, кто она.
В конце концов, это каннибализм только для меня
Просыпаться всегда тяжело. Голова только отрывается от подушки, но грудь уже сдавливает холодный воздух, мышцы наливаются тяжестью, а тихий стук в дверь бьет по ушам, словно набат. Одеяло стягивает тело, лицо утопает в подушке, а стук уже прервался, и от этого только хуже - ведь после третьего дверь откроют ключами. Выдохнув, я отбросил нагревшееся за ночь одеяло и встал, помотав противно ноющей головой. Когда ложишься в три, а просыпаешься в семь утра, то понимаешь, что этого недостаточно, но уже поздно что-то менять.
- Доброе утро, Шанон-чан. Я спущусь через несколько минут, - за дверью раздались постепенно стихающие шаги, и я смог выдохнуть, рухнув спиной на мягко спружинившую кровать.
Взгляд тупо уставился вперед, и я почти на ощупь достал из шкафа первую попавшуюся одежду. Почти все вещи, принадлежащие мне, были оформлены в темно-фиолетовых и черных тонах. Единственным по-настоящему ярким пятном на них были контуры золотого однокрылого орла - семейного герба. Я был одним из немногих людей, имеющих право носить его на одежде, и иногда это раздражало - в конце концов, даже самый красивый орнамент начнет вызывать тошноту, если носить его постоянно. Почистив зубы и поменяв неудачно выбранную рубашку на чуть более светлую, я вышел из комнаты. До начала завтрака у меня еще оставалось около десяти минут, так что торопиться особого смысла не было. Все равно у меня еще будет около двух часов на сон после завтрака, если ничего неожиданного не произойдет.
- Доброе утро, Краус-сан. - в столовой уже сидел темноволосый мужчина лет тридцати на вид. Идеально уложенные волосы, холеное лицо, прямой, самодовольный взгляд. Старший брат ничуть не изменял себе даже в выборе одежды - красный пиджак, голубая рубашка и золотой галстук, того же цвета, что и вышитый на правой стороне груди орел. Красный... Его право, что тут еще сказать.
Я сел на полагающееся мне место. Нас отделял всего один стул - мы оба сидели по правую сторону стола. Пустующее место предназначалось моему второму старшему брату Рудольфу, места напротив - старшим сестрам. Первый, второй, третий, четвертый и пятый наследник соответственно. Красный, оранжевый, синий, черный и фиолетовый. Господи, из-за этой системы я даже нормально одеваться не могу!
- И тебе, Стефан-кун, - мужчина внимательно посмотрел на меня. У него был довольно-таки не выспавшийся взгляд, а глаза отчетливо слезились. - Как прошел вчерашний день?
В его словах был четко выдержанный намек, и я с очень большим трудом сумел удержаться от вздоха. Отец не допускал Крауса в свои дела, и мне приходилось выдерживать его приступы любопытства.
- Ничуть не хуже предыдущих, Краус-сан. - я покачал головой. Язык заплетался, и подобрать достаточно нейтральный ответ было тяжело. - А ваш?
То, что могло бы быть бессмысленной болтовней, было выматывающим противостоянием. Старший брат искренне считал все, чем сейчас занимает отец, бессмысленным бредом выжившего из ума старика, но все равно продолжал порой проявлять интерес. Готов поспорить, скажи я ему правду, он рассмеется и забудет об этом уже навегда, но... Приказ Кинзо-сама остается приказом, так что остается только молчать.
Часы пробили отметку в двадцать минут восьмого, и слуги накрыли на стол. Как и всегда - бессмысленную смесь из японской и европейской кухни, хотя никто в доме не ел ничего кроме привычных блюд, и старания старшего повара оставались пустыми.
- Нацухи-сан приказала передать, что у нее разболелась голова, - несколько виноватый голос Шанон раздался у края стола, заставив нас поморщится от боли. В этом доме не высыпается никто.