Но Умукусум уже услыхала ее, и потому хотелось ей того или нет, но пришлось поздороваться с соседкой как ни в чем не бывало.
— Йорчами, Маржанат, пусть утро весеннего дня не обходит благодатью ваш дом!
— Йорчами, Умукусум, — отвечала несколько смущенная Маржанат, — и тебе желаю того же. Пусть этот день принесет тебе только хорошие вести. Ты не видела моего петуха?
— Вабабай, и твой тоже! — Умукусум даже выпустила из рук крынку. — Мой-то там уже третью ночь.
— Где — там? Говори скорее, — заволновалась Маржанат.
Умукусум, забыв про молоко и корову, проворно перебралась на крышу к соседке и зашептала:
— Вабабай, разве ты ничего не знаешь?! И ты не видела красавицу, что приехала к нам из города? Нет, ты мне скажи, где же ты была? В телячьем ухе, что ли? Она будет работать у нас в клубе. А юбка на ней… вот, — и Умукусум задрала свою так высоко, что Маржанат увидела край когда-то голубой, а теперь бурой застиранной рубашки.
— Не может быть! — вскричала Маржанат. — Говорят, хорошему надо учиться целый век. А плохому — и получаса хватит. А ведь у нас внуки. Дурные примеры так заразительны!
— Это бы еще ничего, — зашептала Умукусум. — А на голове у нее, — тут Умукусум отпрянула, чтобы не пропустить ни одной черточки в выражении лица своей соседки, — на голове у нее… трехэтажная башня.
— Башня… на голове?! — выдохнула Маржанат.
— Этого описать невозможно, — подытожила Умукусум. — Это надо видеть!
— Она к тому же и воровка? — вырвалось у Маржанат.
— Нет, этого я не скажу. Зачем брать грех на душу?
— А петухи?!
— Вот я и хочу о петухах… Дело в том, что она привезла с собой курицу. Понимаешь? — И Умукусум многозначительно посмотрела на оторопевшую Маржанат. — Да, курицу. Из Махачкалы. И теперь все наши петухи помешаны на этой курице. Вчера во дворе Асхабали негде было ступить от пуха: наши петухи дрались за эту курицу до седьмого пота.
— Что же это за курица такая? — промямлила Маржанат.
— Курица как курица. Но оторвать от нее петухов невозможно.
Не успело солнце приколоть первый луч к вершине горы, как к дому Асхабали, где остановилась городская красавица со своей необыкновенной курицей, с решительным видом шла Маржанат, а следом за ней, прихрамывая, уныло плелся Махмуд.
Маржанат сразу же узнала своего петуха: белого с красным гребнем. Но что стало с его гребнем?! Куда девались его белоснежные перья?! Правда, это-то Маржанат поняла сразу, окинув взглядом двор, который выглядел так, словно здесь целую неделю щипали кур к свадебному столу.
Пытаясь вскинуть свой израненный гребень, он вместе с другими петухами топтался вокруг маленькой невзрачной курицы.
— Тебе что, окаянный, своих курей не хватает! — набросилась на него Маржанат, однако не без гордости отметив, что ее петух ближе всех стоял к городской курице. — Или вам, петухам, всегда сладок плод с чужого дерева?!
При этих словах Махмуд как-то сжался и попытался было ускользнуть за ворота, но Маржанат не пустила его.
На крик выбежала девушка. Была она точно такой, какой описала ее Умукусум. Маржанат сначала и не заметила ее лица, потому что в глаза бросались длинные-длинные ноги, торчавшие из-под юбчонки.
— Что вы набросились на мою курицу! — засмеялась девушка, сбегая с веранды на белый, словно снегом покрытый двор.
— Правильно, курица ни в чем не виновата, — приободрился Махмуд, не спуская глаз с девушки.
— Что же ты стоишь? Бери своего петуха! — сердито сказала Маржанат, поворачиваясь к мужу, и обомлела: вместо дряхлого, страдающего ревматизмом старца с потухшим взглядом и согнутой спиной перед ней стоял почти юноша, тот, прежний Махмуд, с которым она познакомилась более полувека назад. Лицо его стало гладким, словно кто-то утюгом разгладил все морщины. Глаза блестели задорным молодым блеском. Спина выпрямилась. И только палочка в руке выдавала его возраст и недуги. Но Махмуд не растерялся: он стал подбрасывать палочку и ловить ее словно играючи, словно для баловства и нужна она ему.
«Раз-два, раз-два!» — услышала Маржанат сквозь сон. А сон был сладкий как никогда. Она повернулась на другой бок, натянула на голову одеяло. «Раз-два, раз-два!» — монотонно, но навязчиво стучало в ушах. Маржанат поняла, что больше ей не уснуть.
«Опять этот старый дурак за свое…» — подумала она со злостью. Встала. Нырнула в просторное домашнее платье из цветастого штапеля. Именно нырнула: это платье было таким широким, что в него свободно могло поместиться еще пять Маржанат. В его глубоких складках, как в лощине между скалами, могла спрятаться стая голубей. Маржанат любила такие широкие платья, которые совсем не стесняли движений. Только в них она чувствовала себя легко и свободно. И когда дети или внуки спрашивали, что ей привезти в подарок, она отвечала: «У меня все есть, ничего больше не надо, пусть судьба пошлет мне еще столько лет, сколько нужно, чтобы доносить прежние вещи». При этом она глубоко вздыхала и смотрела куда-то вдаль, словно в этой дали искала ответа на свой вопрос: будет ли судьба к ней настолько добра, чтобы позволить ей доносить свои личные вещи? Видимо, получив утвердительный ответ и даже, возможно, обещание добавить кое-что сверх срока, она улыбалась облегчающей улыбкой и говорила: «Привезите мне широкое платье, ну, такое, какое я люблю».