И только в доме Маржанат было пусто и скучно по вечерам. Маржанат знала по опыту, что новое увлечение делало ее старика щедрым и даже как бы равнодушным к деньгам, словно переключало его страсть с одного объекта на другой. И вот такой случай настал.
Улучив удобный момент, когда ее старик вернулся из клуба в особенно приподнятом настроении, она сказала:
— Говорят, ваше выступление будут показывать по телевизору.
— Еще бы! Ведь мы выйдем на первое место.
— Конечно, выйдете. Ведь у вас такой руководитель!
— Сиядат — необыкновенная девушка.
— Вот и я говорю. Хорошо, что Умукусум исправила свой телевизор. У нее я и посмотрю.
Тут Махмуд задумался, пощупал свой боковой карман, который оттопыривался от туго набитого бумажника, приосанился и сказал с гордостью:
— Я не привык, чтобы моя жена за чем-нибудь бегала к соседям. Ты меня не ценишь.
И Махмуд достал заветный кошель.
Когда же денег в кошельке не хватило, Маржанат, следившая с замиранием сердца за его пальцами, чуть не упала в обморок. Но Махмуд полез в сундук и вытащил оттуда сберкнижку, трижды завернутую в блестящие обертки из-под чая.
Правда, такие деньги он не мог доверить жене. И потому сам отправился в сельмаг. Простояв перед зажженным экраном два с половиной часа, он решил, что телевизор неисправен, и поехал в район.
К концу дня «Волга» с шашечками остановилась на границе аула. И Махмуд вместе с шофером торжественно пронесли внушительный ящик через весь аул. Конечно, было бы удобнее подъехать прямо к дому. Но ведь тогда многие не увидели бы, что Махмуд купил телевизор. Да не в местном сельмаге, а в самом районном центре. И привез его не на колхозном газике, а на такси, нанятом на собственные деньги. Пусть теперь посмеют сказать, что он жадный! Однако радость Махмуда продолжалась недолго. Насладившись любопытством и завистью своих соотечественников, высыпавших к воротам, он вдруг остро почувствовал тяжесть своей ноши и пустоту своего кошелька. Ну что изменится в его доме с появлением телевизора? А деньги? Их-то уж не вернешь. Сердце Махмуда жалобно заныло, словно пустота, образовавшаяся в кошельке, гулко отдавалась в сердце, как будто и сердце и кошелек были частью одного целого, и, опустошив одно, он опустошил и другое.
На ком же еще сорвать злость, как не на жене. И когда сияющая Маржанат выбежала навстречу, и засуетилась, поддерживая драгоценную ношу, и показала место на кухне, уже приготовленное для телевизора, Махмуд не выдержал:
— Вот-вот, только на кухне и место этому барахлу.
— Мог и не покупать, — обиделась Маржанат.
— Если бы я был мужчиной, разве бы я поддался на уговоры женщины! Но разве сейчас есть настоящие мужчины! — все больше распалялся Махмуд, — Разбаловались. Правильно говорил Омардада: давно пора закрыть всякие женские отделы.
— С кровью мы отвоевываем свои права! — вскричала Маржанат.
— Мудро была построена жизнь прежде, — продолжал Махмуд, не обращая никакого внимания на слова жены. — Женщинам некогда было пререкаться с мужьями. Бедная моя мать! За два километра, да в гору, ходила по воду. На плече кувшин, на спине ребенок. А тебе, видишь ли, в кухню провели воду. — И Махмуд так яростно крутанул кран, что брызги полетели прямо на сковородку, где жарились котлеты. — Моя бедная мать своими руками собирала помет за скотом, словно крупицы золота. Делала из него кизяки и тем поддерживала тепло в очаге. А ты жужжала мне в ухо все ночи напролет, пока не заставила купить эту эмалированную печь, чиркни спичкой — и сразу пламя.
— Вуя, вуя! — всплеснула руками Маржанат. — Вы посмотрите на этого дурака! Другие бы радовались, что у них в доме не хуже, чем у людей. Ему, оказывается, наш достаток поперек горла встал как острая кость. Он, видите ли, купил печь, он купил телевизор. Все он, он, он! А я что, мало работала? Вот у Тухбат ни мужа, ни детей. Так колхоз ей первой провел воду и поставил печь, которая горит без кизяков. И шофер, что привозит из города голубое пламя, сначала останавливается у ее ворот. Мало того, у нее во дворе есть даже такая штука, из которой в любое время течет дождь. Тухбат под ним каждый день купается.
При этих словах Махмуд взорвался как атомная бомба:
— Ах, купается! Тухбат, видите ли, купается дома! Разве может моя жена сделать пятьдесят шагов, чтобы дойти до колхозной бани… Моя бедная мать, стоя на двух камнях, поливала себя из кувшина. А моей жене, видите ли, понадобилась такая штука, из которой идет дождь!
— А что я, хуже других? Я мать троих детей. Сколько раз мои сыновья уговаривали меня переехать к ним в Москву. Между прочим, у них такая штука не во дворе, а в самом доме, и из этой штуки не только холодная вода льется, но и горячая.