За разговорами женщины и не заметили, как их работа, сначала казавшаяся нескончаемой, подошла к завершению. С каждой минутой телятник становился все чище, все опрятнее.
Хасбика, как полководец, одержавший победу в крупном сражении, время от времени с одобрительным видом обходила свое «войско».
— Не мешает и жене председателя хоть раз в году потрудиться на ферме, — поучительно проговорила она, останавливаясь около Айзанат, которая в это время отмывала руки в металлическом бачке с водой.
«Вот язва!» — подумала про себя Айзанат, а вслух сказала:
— Я не белоручка, можешь посмотреть мою трудовую книжку.
И действительно, нужно отдать справедливость председателю Хабибу: он посылал свою жену работать наравне с другими колхозницами. И все-таки обе женщины недолюбливали друг друга. И причина этой неприязни крылась в том, что Хасбика-ада не раз обводила вокруг пальца председателя колхоза. И пусть бы хоть он был непутевым. Нет, Хабиб слыл хорошим председателем. В районе его ценили. Колхозники при нем получали самые высокие трудодни. И только Хасбика-ада не имела должного уважения к председателю и вечно умудрялась поставить его в неловкое положение, как, например, сегодня.
Как же было Айзанат любить Хасбику, когда именно она, эта хитроумная Хасбика, все так подстроила, что над ее мужем потешались не только в родном ауле, но и во всем районе.
…Это случилось год назад, в феврале. А февраль, как известно, самый тяжелый месяц в горах. Горцы говорят, что это такой месяц, когда чеснок замерзает в ступке. На февраль обычно падает отел скота. Поэтому самый лучший корм доярки берегут для этой поры.
Хасбика всегда хранила для этого времени помолотые отходы пшеницы и кукурузы. С начала февраля она давала каждой корове по одному ведру жидкой каши, сваренной из этой муки. Надо сказать, что и берегла она эту муку, словно ювелир — золотой песок. Абдулкадыр, по ее требованию, запасался этой мукой еще с осени: хранилась она не на колхозном складе, а в амбаре при ферме. «Только тогда я и могу быть спокойна», — говорила она Абдулкадыру.
Так вот, в том феврале дул такой жгучий ветер, что каждому казалось, будто в лицо ему ударяет пламя огня. Ветер хлестал в окна жестким снегом. Ферма была похожа на зимовье во льдах. И как раз каждую ночь отеливалась то одна, то другая корова. Поэтому Хасбика совсем забыла дорогу в аул. В один из таких вечеров Абдулкадыр не выдержал: «Хасбика-ада, шла бы ты домой. Ведь совсем измучилась, на себя не похожа. А в случае чего я тебя позову». — «Ой, боюсь, Айгур сегодня отелится», — вздохнула доярка. «Так я же сказал — позову тебя». В общем, после долгих пререканий Хасбика наконец согласилась, взяв с Абдулкадыра слово, что он не уйдет спать, а будет сидеть на ферме, время от времени заглядывая в коровник, и, как только Айгур начнет тереться головой о стенку, сбегает в аул за ней, Хасбикой.
Абдулкадыр поклялся сделать все, как договорились, и Хасбика-ада отправилась ночевать домой. Надо сказать, что только ему она отважилась доверить ферму в такой ответственный момент. Ведь они работали вместе уже многие годы, с тех пор как Абдулкадыр вернулся с войны без руки. Формально он считался завфермой. Но на самом деле все важные вопросы решала Хасбика-ада. Да и по мелкому поводу доярки обычно обращались к ней. Если же кто-нибудь из них отдавал предпочтение Абдулкадыру, Хасбика очень обижалась. Нет, она, как говорится, не спешила бросить в лицо нечаянной обидчице горсть золы, в которой еще светились искры. Она сберегала эти искры в душе, не давая им остыть. А потом, в нужный момент, обжигала ими ничего не понимающую доярку. Но это случалось редко. Потому что доярки, хорошо изучившие слабость своей старшей напарницы, знали, когда и какую струну ее души нужно тронуть, чтобы родился желаемый звук.