Так закончилась эта немудреная история. И сразу все спокойно вздохнули. Река, грозившая затопить берега, снова вошла в свое русло. И только Айзанат, жена Хабиба, затаила злость против своенравной доярки. Да и как ей было простить Хасбику, которая на глазах всего аула обвела ее мужа вокруг пальца!
Что же касается хромого Абдулкадыра, то его любовь и уважение к Хасбике только удвоились.
И никто, кроме их троих, так и не узнал, почему Хабиб хотел отправить Хасбику на заслуженный отдых. К вечеру дождь не только не перестал, а пошел еще сильнее, и Хасбика, отпустив домой сторожа, снова осталась ночевать на ферме. Под непрерывную и частую дробь дождя она листала подшивки старых журналов, знакомых ей от корки до корки.
Но у Хасбики была такая слабость: она питала особое, ни с чем не сравнимое уважение к печатному слову и потому выписывала все журналы, которые только могла предложить ей почтальонша Асият.
Первым подписчиком в ауле был не директор школы, не председатель колхоза и не главный врач, а именно она, Хасбика. И потому, когда начиналась пора подписки, Асият приходила прежде всего к ней и строгим голосом хорошей ученицы зачитывала ей список. Хасбика-ада вся превращалась в напряженное внимание: только бы не пропустить какой-нибудь важный журнал. Склонив набок голову, покусывая верхнюю губу, совсем утонувшую в нижней, и сощурив глаза, словно бы она не только прислушивалась, но и приглядывалась к чему-то, она, не перебивая, слушала Асият. Когда же та замолкала, произносила не сразу, раздумчиво и сосредоточенно: «Та-ак, так… Значит, мне «Работницу», — при этом она загибала свои темные, в трещинах, трудно гнущиеся пальцы, — «Огонек», «Советскую женщину», «Женщину Дагестана» и, пожалуй, «Советский спорт»…»
«Советский спорт» мне дали только четыре на весь аул», — пробовала возразить Асият.
«Ну так что же? — живо возражала Хасбика. — Я ведь его тоже не для засолки беру».
И бедной Асият ничего не оставалось, как, вздохнув, выписать ей и «Советский спорт».
Сколько ей доставалось из-за этого «Спорта»! В каждом доме приходилось объяснять: «Мне дали только четыре на весь аул. Один взяла Хасбика-ада, второй — школа, третий — Махмуд: не могу же я отказать учителю физкультуры и чемпиону, а четвертый пришлось отдать главному врачу Арифу. Сами понимаете, такой человек…»
И ни у кого не поворачивался язык сказать: «А Хасбике-то зачем «Советский спорт»?»
Нужно отдать должное Хасбике, она выписывала журналы не только для своей надобности. На ферме она устроила нечто вроде библиотеки, которой могли пользоваться все желающие, но при одном условии: подшивки журналов и газет должны были возвращаться в срок и в целости и сохранности. Хасбика-ада заказала аульскому столяру специальный шкаф, где хранились все подшивки. Шкаф этот был всегда на замке. А замок Хасбике привезли аж из Грозного. Он был огромный, как целая голова буйвола. По поводу этого замка в ауле было немало шуток. Еще бы, ведь дом-то свой Хасбика не запирала никогда.
Здесь же, на ферме, в этой же комнатушке, стоял и телевизор, который Хасбика купила на собственные деньги. Вот как это случилось. Однажды в самый разгар международной игры в хоккей заболела одна из ее коров. И Хасбике пришлось пропустить матч. Правда, доярки, зная ее пристрастие к хоккею, наперебой уговаривали ее остаться дома, предлагая свою помощь. Но Хасбика наотрез отказалась, резонно считая, что здоровье (пусть коровы) важнее игры (пусть взрослых, пусть даже международной). На другой день Хасбика никак не могла добиться точного ответа на вопрос — с каким же счетом закончилась игра. Одни говорили, что два — один, другие, что два — ноль, но никто не мог сказать с достоверностью, в чью пользу. Тогда Хасбика плюнула в сердцах, сняла со сберкнижки кругленькую сумму и отправилась в сельмаг покупать телевизор.
Вечерами, когда доярки расходились по домам, а коровы мирно дремали или жевали жвачку, Хасбика-ада коротала время за телевизором или старыми подшивками журналов. Вот и сейчас, только она разложила на столе позапрошлогоднюю подшивку «Работницы», как дверь распахнулась и вместе с запахом дождя и сырости в комнату ворвались два промокших насквозь мальчишки. Это были сын главврача Муртаза и сын кузнеца Омар.
— Хасбика-ада, — закричали они хором, — мы держим пари насчет одного вратаря! Ты не дашь нам посмотреть подшивку «Советского спорта» за прошлый год?
Выдохнув все это залпом, они с надеждой уставились на Хасбику. Хасбика-ада молча оглядела мальчишек, остановилась глазами на их мокрых макушках, перевела взгляд на лужу, которая тут же образовалась у них под ногами, и почмокала губами. Жест этот не выражал одобрения, и мальчишки приуныли.