— Салимат, — заговорила бабушка в наступившей тишине, — Салимат, когда ты поумнеешь? Умный всадник коня не кнутом берет, а лаской. Грубость мужская — что напильник, медленно точащий его душу, и надо лечить ее лаской, ведь обветренную, шершавую руку мажут жиром…
— Ты понимаешь, он… — начала Салимат.
— Выслушай меня до конца, — остановила ее бабушка. — Семейные вопросы не решают на крыльце, у всех на виду, звеня гульгумом, а тогда, когда две головы мирно лежат на одной подушке. Не начинай с разговора о дубе, начни говорить о маленьком цветке жасмине. Скажи, например, что выросли дочки, нужно то, другое… Он тогда тебя поймет. Запомни, бранью не проложить тропинки к сердцу мужчины. Кратчайшая дорога — ласка.
— Святые слова, словно из Корана взятые! — сказала Субайбат. — Из ягненка мужчина превращается во льва, если к нему лезут с дубинкой, а ласка, наоборот, делает из льва ягненка. Не бедное приданое, а ваши ссоры да драки бросают тень на твоих детей. Ведь любая мать, прежде чем засылать к вам сватов, аршином будет мерить тебя, Салимат. Говорят, какая мать — такая и дочь. И никто не захочет своему сыну сварливую жену…
— Не знаю, так ли это, — перебила ее бабушка, — но, как говорится, в одном казане две бараньи головы не варят. Семья — это отдельный хукумат, и там двух Царей не бывает. Кто-то один должен быть наибом. И, наверное, все же это должен быть мужчина. Надо уступать друг другу. Не захочет он — уступи ты. Если в нескольких мелочах проиграешь, то в одном крупном выиграешь.
…Сколько я в тот день слышала советов! И как укротить бедного мужчину, и как повернуть его мысли в нужное русло…
По дороге домой Субайбат потянула бабушку за кончик платка и сказала с усмешкой:
— Да, много золота и серебра мы сегодня бросили в пропасть, чтобы его унесли вешние потоки! Надолго они угомонились, как ты думаешь?
— Что делать, сестра Субайбат! Три дня продержатся — и то достаточно.
…На следующий день на заре к нам в дом постучалась Катурай:
— Я хотела попросить у вас большие хурджины, еду в Астрахань.
— В добрый час, сестра Катурай! — Мама достала из ларя хурджины.
— Пусть дорога будет везучей! А какое дело зовет тебя? — спросила бабушка.
— Если суждено, куплю пуха на подушки, — ответила Катурай.
— Иншааллах! — И бабушка передала ей хурджины.
Когда она ушла, бабушка и мама долго не разговаривали, они все вздыхали да охали, а потом бабушка сказала:
— Если все будет хорошо, осенью продадим бычка, сама поеду в Астрахань за пухом!
— Вабабай, мать! Бычок с кулачок у тебя уже превратился в золото! — Мама зло махнула в мою сторону: — А ты иди за водой!
Я медленно побрела к реке. Боже, что творилось на берегу! Женщины мыли пух, выбивали ковры и паласы. Одни стелили на камнях мокрую шерсть, другие чистили песком саргасы и медные тазы. Аул был похож на театр: на каждом крыльце на веревках были развешаны ковры и разноцветные ватные одеяла. Только на нашем крыльце было пусто, и я горько заплакала от мысли, что никто не придет меня сватать. Кому я нужна без приданого!
Перевод М. Магомедова.
ВОЗМЕЗДИЕ
Рано утром в моей квартире раздался телефонный звонок. Я подняла трубку.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, это Меседу Магомедовна, главный врач онкологической больницы.
На мгновение мое сердце замерло.
— Чем могу быть полезна?
— Даже не знаю, как и объяснить… Видите ли, наша одна больная очень хочет поговорить с вами, плачет и до разговора не соглашается на операцию.
— Она что, моя родственница?
— Нет, она… ваша читательница… Говорит, что вы — автор ее любимых книг… Не могли бы вы навестить ее?
— Конечно, я приеду в любое время…
— Тогда, прошу вас, сегодня в десять.
Меседу Магомедовна встретила меня у ворот больницы. Стройная молодая женщина с грустными черными глазами. Волосы гладко зачесаны и собраны сзади в пучок.
— Извините меня еще раз, но операцию дольше откладывать нельзя, а больная целую неделю рыдает и просит устроить свидание с вами.
— Ее положение серьезно?
— Всегда надеемся на лучший исход, но… сами понимаете… рак… — Она открыла дверь в кабинет. — Садитесь, пожалуйста. Сейчас я приглашу ее. — Меседу Магомедовна нажала на кнопку большого телефона. — Халидову Сахрат из шестой палаты ко мне в кабинет.