С этими словами Аминат наклонилась над родником и зачерпнула воды.
«Недаром говорят, — рассуждала она про себя, — что, когда человеку суждено совершить глупость, ум его улетает из головы, как птица из гнезда. О чем я, окаянная, думала? А если еще Ахмади об этом услышит? Земля и небо, вы же знаете, не для того я это сделала, чтобы дома его спрятать, от трудностей уберечь, а чтобы в нашем роду был хоть один ученый мужчина. Я тут людей обвиняю. А разве они виноваты? Ведь я сама подсунула им жвачку. Ну что ж, сама ошиблась — сама и исправляй свою ошибку», — сказала она себе.
Аминат не помнила, как набрала воды, как дошла до аула. В лудильню Шапи она ворвалась со стонами:
— Ой, сынок, так у меня разболелся зуб, прямо глаз не могу поднять. Отвези меня скорее в район к зубному врачу.
— Бабушка, — изумился Шапи, — ты меня, конечно, прости, но… но… у тебя же нет зубов.
— Как это нет? — рассердилась Аминат и раздвинула губы, показывая два ряда ровных белоснежных зубов.
— Бабушка, — смущенно возразил Шапи, — но они ведь не могут болеть. Они же вставные.
— Вай, слышите, люди! — закричала Аминат, воздевая руки к закопченному потолку лудильни. — Теперь внуки пошли такие умные, такие грамотные, что лучше нас знают, что у нас может болеть, а что не может. Неужели тебе трудно отвезти свою бабушку в район! Кто ни попросит, всех возишь. А тут у твоей родной бабушки так болит зуб, мочи нет, а ты ей лекцию читаешь, — и Аминат застонала, схватившись за левую щеку.
— Ну хорошо, бабушка! — согласился Шапи. — Я, конечно, отвезу тебя.
Даже не спросив разрешения у врача Узлипат, он вывел со двора больницы «скорую» и, усадив Аминат рядом с собой на переднее сиденье, завел мотор. Но как только машина выехала на улицу, Аминат заволновалась:
— Останови, сынок! Я хочу пересесть туда, назад, где лежат больные. Знаешь, — смущенно призналась она, — не надо, чтобы меня видели в машине. Людям только дай иголку, они сейчас же вденут в нее нитку длиннее всех тропинок земли, притом не белую, а черную. Раньше, когда хуже жили, не были такими завистливыми, — вздохнула Аминат.
— Чему тут завидовать? Твоей зубной боли? — засмеялся Шапи, круто выворачивая руль и выводя машину на дорогу.
— При чем тут зубная боль? — повернулась к нему Аминат и тут же спохватилась: — Ой как болит! Дай бог, чтобы у тебя никогда так не болело сердце, как у меня зуб. Ну останови же свою машину на минутку. Я пересяду назад. А то еще подумают, что я еду в военкомат просить за своего внука Машида, чтобы его не брали в армию.
«Вот оно что! — сообразил Шапи. — Неужели она за этим едет в район?»
Но Аминат тут же рассеяла его сомнения.
— Люди не думают о грехе, говорят что попало! — вздохнула она. — Наперекор злым языкам я хочу проводить его как следует. Может быть, судьба продлит мне дни, и я снова накоплю денег, чтобы, когда я умру, вел могли как следует угостить людей. А пока, — и Аминат достала откуда-то из недр своего широкого халата смятую сберкнижку и раскрыла ее перед Шапи, — а пока я хочу купить на эти деньги все, что надо для проводов Машида. И еще пусть зарежут барана, которого я вырастила. Я хочу устроить вроде свадьбы.
«Вах! — мысленно воскликнул удивленный Шапи. — Оказывается, она едет в район, чтобы снять деньги со сберкнижки и потратить их на проводы. А я-то еще плохо подумал о ней». И Шапи, устыдившись своих недавних мыслей, в сердцах так крутанул руль, что Аминат в испуге схватилась за его колено.
— Вай, осторожнее вези, я боюсь! — И когда Шапи выровнял ход, добавила, вздохнув: — Это же позор для всего рода, чтобы здоровый парень не служил в армии.
Тут она весьма кстати вспомнила случай из жизни аула. Один парень, сын завмага, каким-то путем уклонился от службы в армии. Когда его невеста, учившаяся в Махачкале, приехала на каникулы в аул, девушки стали дразнить ее: «Твой жених, как тесто на дрожжах, поднялся на магазинных харчах… Видно, оттого и не пошел в армию, что боялся там похудеть». И вот мало того, что невеста вернула ему кольцо и платок, все, кого бы он ни сватал, наотрез отказывались от него, говоря: «Мы что, хуже твоей невесты? Почему мы должны идти за тебя, если она тебе отказала?» Так он и не смог выбрать себе подругу. Бедняга, ему даже пришлось уехать из аула.
У Аминат от этого воспоминания дрожь прошла по телу. Она живо представила себе, как идет из одного дома в другой и всюду ее встречают с холодностью зимней пурги.
— Бабушка! — окликнул ее Шапи. — Ты чего это умолкла? Или опять зуб разболелся?