«Довольно скромно», – подумал Жаков, поочередно разглядывая то обнаженное дерево опор и стропил, то потолок из выструганных досок, то решетчатые переплеты, рисовая бумага которых мягко рассеивала пробивающийся снаружи свет. Под ногами (Нина буквально заставила мужа снять обувь, предварительно подав ему пример) слегка пружинили татами – жесткие, пальца в три толщиной маты из простеганных соломенных циновок. Пол, составленный из этих золотистых прямоугольников, был совершенно пуст. Пусты были и стены. Нигде никаких украшений, за исключением ниши, где висел свиток с каким-то изображением – какэмоно, – под которым стояла фарфоровая ваза с цветами.
Такое было впечатление, что это не настоящий дом, а некие декорации для самурайского фильма, воссоздающие атмосферу Средневековья. Подобные Жаковым доводилось видеть в харбинских кинотеатрах.
Таким же традиционно для японцев скромным выглядел и небольшой дворик подле дома с цветником, а также сад с вырытым посредине него прудом, которые достались супругам по наследству.
Что и говорить, за четыре столетия до того, как Корбюзье впервые заговорил о минимуме пространства, необходимого для жизни человека, такая мера уже прочно вошла в обиход строителей японских жилищ. Ведь те же татами есть не что иное, как наименьшая площадь, на которой взрослый человек может сидеть, работать, отдыхать и спать. Говорят, что именно жизнь на татами привела к миниатюризации изобразительного искусства, так как японец привык любоваться картиной, сидя на полу. Даже правители Японии издревле предпочитали обходиться без тронов, восседая на подушках, положенных на татами. Татами – это как бы основа японского образа жизни. Едва коснувшись этой золотистой циновки, едва вдохнув ее своеобразный запах, люди инстинктивно перевоплощаются. Позы, жесты, слова – все это само собой наполняется духом традиционной Японии.
– Тебе нравится? – спросила Нина мужа. Он пожал плечами. И то: ни стола тебе, ни кровати… А где они будут обедать? В конце концов, на чем они будут спать?
– А мне нравится, – сказала она. – Я где-то читала, что японцы предпочитают минимализм. В их стиле ничто не перегружает внимание. Они очень ценят пространство, поэтому используют минимальное количество мебели.
– Ну и бог с ними! – поморщился Алексей. – А я все равно велю Васе добыть для нас обеденный стол и кровать. Ну и стулья, конечно. Зачем нам уподобляться этим япошкам? Это они пусть чаи на своих циновках распивают. А русскому человеку без стула или табуретки, на худой конец без деревенской лавки, никуда. Как и без койки.
– И еще: японцы буквально помешаны на чистоте и гигиене, – будто бы не услышав его, говорит Нина. – Они у входа в помещение ставят специальные тапочки. Поэтому и грязи с пылью у них в комнатах почти не бывает. Надеюсь, и ты теперь не будешь топать в своих сапожищах по дому. А то знаю я тебя… Учти, дом-то чужой… – она снова улыбнулась.
Жаков ничего не ответил на это – только буркнул что-то себе под нос. Он-то уже успел побывать у соседей, у того же доктора, что живет от них неподалеку. У того дом был полная чаша: и мебель была, и украшения в доме всякие. Шкатулки, миниатюры-нэцке, куклы из дерева, бронзовые статуэтки, свитки с иероглифами, карликовые деревья – бонсаи, икебаны, вазы, светильники, изящный фарфор. Дошлый! Это он о корейце. За годы оккупации этот человек так и не смог впитать в себя японскую умеренность и непритязательность – ему подавай европейский комфорт. Впрочем, что касается украшений, сам Жаков никогда не был на них падок. Это, мол, женщины любят всякие безделушки. А вот без мебели и он никуда…
…Место, где располагался особняк, было высокое, и оттуда хорошо было видно море. Оно всегда было разное. То тихое и ласковое, а то вдруг менялось на глазах и становилось буйным и недобрым. Во время штиля чайки стаями садились на воду и потом мирно и сонно покачивались на ленивых лазурных волнах. Однако стоило только подуть сильному ветру, как они тут же взмывали вверх и потом с отчаянными криками долго носились над ревущим морем, то ли жалуясь кому-то на свою переменчивую судьбу, то ли, напротив, задыхаясь от восторга стихии.
В ясные дни отсюда, с высоты, хорошо просматривался горизонт. Бывало, появится какая-то маленькая точка вдали, а утром эта точка вдруг превратится в корабль, который, зайдя в акваторию залива, встанет неподалеку на рейде или же пришвартуется к стенке причала в порту.