— Виталий? — удивленно воскликнула Валентина Анатольевна.
— Здравствуйте, — Граф поднялся и ногой ударил дернувшегося Феликса в лицо.
— Как ты здесь оказался? — бросаясь к дочери, спросила Валентина Анатольевна.
— Его Ирина привела, — простонал Феоктистов.
— Господи! — она всплеснула руками. — Да как же так? Ведь она беременная!
— И ты, мусор, здесь? — Граф удивленно посмотрел на пытавшегося подняться капитана. — Ваши, по-моему, кончают, — кивнул он вверх. Наверху теперь хлопали лишь редкие выстрелы.
— Так что все, — шагнул к двери Граф, — покедова мне пора валить отсюда.
— Не уйдешь ты, — спокойно заметил Сергей, — все кругом оцеплено. Да и тебе ли не знать, как милиция в таких случаях работает.
— Я смогу вас вывести, — подскочил к остановившемуся Графу Зяблов. — Здесь есть потайной ход. Он к реке выходит. Я только хотел спасти их, — он кивнул на Валентину Анатольевну, — потому как Феликс и Рахим хотели их убить. Пойдемте, — поторопил он повернувшегося к нему Графа.
— Стоять, — негромко проговорил Феоктистов. Бросив взгляд в его сторону и увидев тянущуюся к пистолету руку, Граф навскидку, не целясь, выстрелил.
— Виталий! — отчаянно закричала Валентина Анатольевна. — Что ты делаешь?
— Пойдемте же, — уцепившись за руку Графа, Зяблов потянул его к двери. — Мы с вами сможем…
Сильный удар в подбородок сбил его на пол.
— Он убийца, — со стоном сказал Феоктистов Валентине Анатольевне. Граф взглянул на медленно поднимающую пистолет Валентину Анатольевну, криво улыбнулся и дважды выстрелил в голову лежавшего у его ног Зяблова. Повернувшись, медленно пошел к двери.
— Виталий, — негромко проговорила его бывшая учительница. — Стой.
В ее руках дрожал направленный на него пистолет.
— Прощайте, — не останавливаясь, буркнул Граф. Он был на пороге, когда раздался выстрел. Качнувшись вперед, он выронил и уцепился руками за косяк. Повернув искаженное болью лицо к Валентине Анатольевне, прохрипел:
— И все-таки не зря я крест на подошве ставил.
Зажмурившись, она снова нажала на курок. Вторая пуля попала Графу в плечо. Он медленно двинулся на нее с ножом.
— Не подходи, — прошептала Валентина Анатольевна, — не подходи.
— Я мусора завалю, — прохрипел Граф. Пистолет в руке женщины дважды вздрогнул от выстрелов.
— Руки в гору! — в дверь ворвались трое омоновцев.
— Успокойтесь, — не обращая на них внимания, Феоктистов положил окровавленную руку на плечо плачущей Валентины Анатольевны. — Он сам на пули шел. Но хоть напоследок доброе дело сделал. — Зяблов труп. Теперь его ни один суд не оправдает.
— Ну вот, — улыбнулся Швед. — Значит, все- таки ты. Чего же сразу не сказал — умер бы безболезненно.
— Но подожди, — отдернув окровавленную го-, лову, прохрипел Стае. — Ведь ты говорил…
— Это был твой шанс, — ответил Альберт. — И вчера я бы сдержал слово. А сегодня, извини.
Он вдавил лицо Стаса в наполненную водой ванну и подождал, пока тот не перестал дергаться.
— А если он наврал? — вслух предположил Альберт. — Хотя нет, по этому адресу живет экстравагантная особа, которая давненько стремится женить на себе Павла Афанасьевича. Вот оно и решил сыграть на Павлике. Ну что же, пора нанести визит вежливости. И не дай Бог, с пацаном что-то не так, — угрожающе процедил он. — Я тебя, шалава, уничтожу.
— Альбертик, — игриво позвала заглянувшая в дверь дородная женщина в коротком цветастом халате, — завтракать иди.
— Не называй меня так, — недовольно отозвался Виконт. — Альберт — отличное имя, а от всех этих уменьшительно-ласкательных меня блевать тянет.
Поднявшись, пригладил жесткие седые волосы. Подтянув длинные трусы, звучно щелкнул по животу резинкой и зашлепал босыми ногами по полу. Войдя в комнату, удивленно посмотрел на натягивающую джинсы женщину. — Ты куда намыливаешься?
— А что? — игриво хихикнув, она с трудом натянула облегающие ее пышные формы джинсы. — Никак ревнуешь?
— Где бумаги? — зевая, спросил он. — Я вчера их вроде сунул куда-то.
— На столе, — ответила женщина. Повернувшись, игриво спросила. — Ну и как? Правда, мне джинсы идут?
— Как корове седло, — честно ответил Знаменский. Женщина обиделась.
— Зачем же явился? — не глядя на него, спросила она.
— Только за бумагами. Твои трехслойные телеса меня никогда не прельщали.
Фыркнув, она шагнула к двери.
— Не дуйся, — засмеялся он, — я тебе сегодня праздник устрою за верностью твою и за бумаги.