— И весьма интересная, скажу тебе. Но не очень реалистичная, а даже если и нет, то у кого есть для этого дела время? Понимаешь?
Я решил, что мне пора напиться. Оба моих дела были закрыты, хотя и неудовлетворительно для меня. Сыновья направлялись в лагерь. Гостиница была оплачена, как и счета в барах, к тому же некоторая сумма лежала в банке. У меня были, так мне казалось, все причины, чтобы отдохнуть с недельку и покутить.
Но мое тело знало лучше, что делать, и хотя трезвым я не оставался, но и не пускался в запой, которого, по собственному мнению, заслуживал. Двумя днями позже я как раз пил кофе с бурбоном за своим столиком у «Армстронга», когда вошел Скип Дево.
Он кивнул мне от дверей и подошел к барной стойке. Заказав себе рюмочку, он там же ее и выпил. Потом подошел к моему столику, отодвинул стул и плюхнулся на него.
— Вот, — сказал он и положил на стол передо мной конверт из коричневой манильской бумаги. Такой маленький конверт, похожий на те, что дают в банке.
— Что это? — спросил я.
— Для тебя.
Я открыл его. Внутри лежали деньги. Я вытащил пачку банкнот и разложил их веером.
— Ради бога, — сказал он, — не делай так. Или ты хочешь, чтобы все решили проводить тебя до дома? Убери в карман, пересчитаешь у себя дома.
— Что это?
— Твоя часть. Убери ее, ладно?
— Моя часть чего?
Он вздохнул, недовольный мной. Потом прикурил и стал сердито затягиваться, отворачивая голову так, чтобы выдыхаемый дым не шел мне в лицо.
— Твоя часть от десяти тысяч, — сказал он. — Тебе причитается половина. Половина от десяти тысяч — пять тысяч, эти пять и лежат в конверте, и ты нам обоим очень поможешь, если уберешь этот конверт к чертовой матери.
— Это часть каких денег, Скип?
— Вознаграждения.
— Какого вознаграждения?
Он вызывающе посмотрел на меня.
— Ну я же должен был что-нибудь вернуть, правильно? Так не было никакой возможности взять деньги у тех ублюдков, верно?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь?
— Этвуд и Катлер. Я продал их Тиму Пэту. За вознаграждение.
Я посмотрел на него.
— Я не мог пойти к ним и попросить вернуть мне деньги. Я не мог вытянуть ни цента с этого засранца Русландера, он уже все их истратил. Я пошел и поговорил с Тимом Пэтом, спросил, хочет ли он еще с братьями выплатить обещанное вознаграждение. Его глаза засверкали, словно чертовы звезды. Я дал ему имена и адреса и думал, что он меня расцелует.
Я положил конверт обратно на стол и подтолкнул его к Скипу. Он толкнул его обратно.
— Это не мое, Скип.
— Твое. Я уже сказал Тиму Пэту, что половина принадлежит тебе, что ты проделал всю работу. Возьми их.
— Я не хочу. Я уже получил деньги за то, что сделал. Информация принадлежит тебе, ты ее купил. Если ты решил продать ее Моррисси, то это только твое вознаграждение.
Скип сделал еще одну затяжку.
— Я уже отдал половину Касабиану. Те пять тысяч, что я был ему должен. Он тоже не хотел их брать. Но я сказал ему: «Послушай, ты берешь их, и мы в расчете». Он взял. А это — твое.
— Я не хочу их брать.
— Это деньги. Что в них такого?
Я ничего не ответил.
— Послушай, просто возьми их, ладно? Не хочешь их держать при себе — не держи. Сожги их, выброси, раздай — мне все равно, что ты с ними сделаешь. Потому что я не могу оставить их себе. Не могу. Понимаешь?
— Почему нет?
— О черт! Я не знаю, зачем я это сделал.
— О чем ты говоришь?
— И я бы сделал это снова. Ненормально, да? Это гложет меня, но если бы был выбор, я бы сделал так же, черт побери.
— Сделал что?
Он посмотрел на меня.
— Назвал бы Тиму Пэту три имени, — ответил он, — и три адреса.
Он зажал сигарету между большим и указательным пальцами и уставился на нее.
— Не хочу, чтобы ты когда-нибудь при мне делал так, — сказал он и кинул окурок в мою чашечку кофе. — О Господи, что я делаю? У тебя там было еще полно кофе. Я думал, что это моя чашка, но я ведь не брал себе кофе. Что со мной происходит? Извини. Я куплю тебе другой кофе.
— Забудь про кофе.
— Это было машинально, я не думал, я...
— Скип, забудь про кофе. Сядь.
— Ты уверен, что не хочешь...
— Забудь про кофе.
— Да, ладно, — ответил он, достал следующую сигарету и постучал ею по тыльной стороне запястья.
— Ты назвал Тиму Пэту три имени, — повторил я.
— Да.
— Этвуд, Катлер и...
— И Бобби, — закончил Скип. — Я продал ему Бобби Русландера.
Он вставил сигарету в рот, вытащил зажигалку и прикурил. Его глаза стали едва видны из-за дыма.
— Я предал его, Мэтт. Моего лучшего друга. Правда, оказалось, что он совсем не друг, но я пошел и предал его. Я сказал Тиму Пэту, что Бобби был своим человеком внутри, что он все организовал. — Он посмотрел на меня. — Думаешь, я сволочь?
— Я ничего не думаю.
— Я должен был это сделать.
— Хорошо.
— Теперь ты понимаешь, что я не могу держать у себя эти деньги.
— Да, думаю, что теперь понимаю.
— Он не мог улизнуть просто так. А ведь Бобби очень легко слезает с крючка. Той ночью он вышел из моего бара, словно был там хозяином. Актер! Посмотрим, как он сможет сыграть выход из этой ситуации, а?
Я ничего не сказал.
— Вполне вероятно, что справится.
— Возможно.
Скип вытер глаза тыльной стороной ладони.
— Я любил его и думал, что он любит меня. — Он сделал глубокий вдох. — С этого момента я никого не люблю.
Скип встал.
— Думаю, у него в любом случае есть шанс. Может, он и выкрутится.
— Может.
Но он не выкрутился. Никто из них не нашел выхода из этой ситуации. В выходные они все оказались в газетах, Гэри Майкл Этвуд, Ли Дэвид Катлер, Роберт Джоэл Русландер — все трое были найдены в разных частях города, на головы были надеты черные мешки, руки связаны за спиной проволокой, убиты выстрелом в затылок из автоматического пистолета двадцать пятого калибра. Рита Донеджиан была найдена вместе с Катлером, также связана и застрелена. Думаю, она просто оказалась у них на пути.
Когда я прочитал об этом, те деньги все еще лежали у меня в коричневом конверте. Я по-прежнему не решил, как с ними поступить. Не знаю, вполне осознанно ли я пришел к здравому решению или нет, но на следующий день я бросил пятьсот долларов в коробку для бедных в соборе Святого Павла. После этого я зажег несколько свечек. Какая-то часть тех денег была отправлена Аните, что-то ушло в банк, и через некоторое время они перестали быть кровавыми деньгами, а стали просто деньгами.
Я думал, что теперь все завершилось. Но думая так, я ошибался.
В полночь в моей комнате зазвонил телефон. Я уснул только два часа назад, но звонок разбудил меня, и я на ощупь нашел трубку. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать голос на другом конце провода.
Это была Кэролин Читэм.
— Мне было необходимо позвонить тебе, — сказала она, — ты ведь любитель бурбона и джентльмен. Поэтому-то я тебе и позвонила.
— Что случилось?
— Наш общий друг бросил меня и уволил из нашей «Таннахилл энд К°», так как не хотел видеть меня рядом. А раз я ему не нужна, он просто взял и обрезал все ниточки, и знаешь, он сделал это по телефону!
— Кэролин...
— Это все написано в моей записке, — сказала она. — Я оставила записку.
— Послушай, ничего пока не делай, — сказал я, потом вскочил с кровати и стал неумело искать одежду. — Я сейчас приеду. Мы посидим и поговорим.
— Ты не сможешь остановить меня, Мэтью.
— Я и не пытаюсь тебя остановить. Мы немного поговорим, а потом ты сделаешь все, что захочешь.
В трубке раздались гудки.
Я быстро оделся и рванул к ней домой, надеясь, что она наглоталась таблеток или чего-нибудь еще, что подействует не сразу. Я разбил маленькое стекло у входной парадной двери и вошел в подъезд, затем воспользовался старой кредитной карточкой, чтобы открыть защелку на ее двери. Если бы она закрылась на дополнительный замок, мне бы пришлось вышибать дверь, но этого не случилось, и войти оказалось легко.