– А-а-а, вот где лакомство, – пропела она и в один миг оказалась на дереве, возле которого сидел княжич.
Торей же и бровью не повел, только приподнял голову.
– Торей! – воскликнула я, поднимаясь.
Он совсем обезумел?
Княжич вытянул руку и ткнул ей в морду.
– На, кусай, – с вызовом улыбнулся он. – Только за это лакомство тебя убьют.
Старуха закряхтела и принялась обнюхивать поданное угощение.
Я представила, как Торей лежит подле дерева с откушенной рукой, но тут существо сморщилось, недовольно завопило и отскочило в сторону, на землю. Держалось оно на двух ногах, но выглядело так, будто ему привычнее на четвереньках.
– Так ты из прислужников богини? Го-о-оре, – жалобно протянула старуха и закрутилась вокруг себя, расшвыривая снег.
Торей поднялся, держась рукой за ствол дерева. От его движений у меня закружилась голова.
– Излечи меня, будь добра. – Торей отвел плащ в сторону, показывая рану. – В этот раз кости не хотят вставать на место.
Старуха резко остановилась и покосилась на княжича.
– А платить чем будешь? – Она сделала к нему несколько шагов.
– А чем надо? – нудно спросил Торей.
– Зубок бы мне, – с восторгом выдала старуха и потянула свои костлявые руки. – Аль два.
– Прядь волос, и хватит с тебя.
– Тогда и с нее тоже. – С этими словами старуха указала на меня.
Я удивленно ткнула себя в грудь, позабыв, с кем спорила:
– С меня? Я дух!
Старуха вприпрыжку оказалась подле и осторожно ухватилась за косу.
– Так и я дух.
Вблизи она оказалась еще ужаснее: на коже бородавки, вместо губ – рубец, и были видны гнилые десны.
Я обомлела от ее дыхания. Коснулась. Она меня коснулась!
– Отцепись от нее, – проворчал Торей, и старуха фыркнула, отбежала от меня, как собака, которую отогнали.
– Чур, прядь сама выберу. Идем, идем, – тараторила она, маня рукой за собой в чащу леса.
Торей со сдавленным стоном обхватил коня за шею и побрел за старухой.
– Мы правда пойдем с ней? Это же вирься! – попыталась я вразумить его, оказавшись рядом.
– Теперь-то ты в нее веришь, – усмехнулся он. – Их нужно по осени бояться, когда они запасы на зиму готовят и наедаются, а сейчас им хватает заплутавших в лесах. Да и своих они не трогают. В этот раз превращение тяжело далось, мне без колдовства точно не обойтись.
Говорил он с трудом, стараясь не сбить дыхание. Я не чувствовала боли, а значит, Торей снова оставил ее лишь себе. И откуда у него силы?
– Да-да, для тебя это обыденность, я уже поняла. – Я указала ладонью в сторону скачущей вирьси и продолжила чуть тише:
– Тебя-то она не сожрет, а вот меня может. Ты же видел, она меня коснулась!
– Да не отдам я тебя злому духу, – с жаром выпалил он. – Ава, какая же ты трусиха!
Я только цокнула на его слова и обхватила себя руками.
Старуха вприпрыжку проходила сквозь ветви и нараспев тянула два слова: «пряди волос».
Торей шагал медленно и несколько раз окликал ее, чтобы она не исчезла из виду.
– Почему ты попросил ее помощи? Вернее, почему она тебе помогает?
– Говорю же, мы оба – часть леса. Родичи, если хочешь. Вирьси не навредят, они обязаны хранить мою жизнь. – Он вдруг усмехнулся. – Знаю, что тебя это удивит, но в Лесах проживают люди, которые обучались у вирьсей знахарству. Их немного, но есть. Эти люди могут вызволить душу из лап Таншая, настолько они умелы в этом деле.
– И почем нынче знания? Глаза? Руки?
– Угадала.
Я только округлила глаза. Сказать было нечего.
Шли мы долго, дорога в нору вирьси казалась нескончаемой. Поначалу мы шагали через ельник, но в глубине леса его сменили громадные дубы и березы. Никогда не видела, чтобы в одном лесу росли такие разные деревья. Наконец старуха остановилась подле возвышения, напоминающего горку, в которой обычно лисы выкапывают норы, и принялась раскачиваться на ступнях вперед-назад. Ее безобразное лицо искрилось счастьем, а крошечные глаза разглядывали то Торея, то меня.
Нас окружали деревья, и на их широких ветках качались светлые продолговатые мешки. Ветер трепал разорванную ткань, оголяя объеденные тела. От каждого покачивания деревья скрипели, и жалобное эхо разлеталось по округе.
– Спокойно, – тихо протянул Торей за спиной. – На этой земле живет северный народ, у них принято хоронить людей на деревьях.
– А я их кусаю! – радостно объявила вирься.
Мешки были большие и маленькие, и сквозь прорехи виднелись лица: мужские, женские, детские…
Я отвернулась и прижала ладони к губам. Все казалось дурным сном, от которого я никак не просыпалась.