Торей сделал шаг ко мне, и я попятилась. Он глядел исподлобья, но ухмылялся. Мой страх забавлял его, как дикого зверя – беспомощность раненой жертвы.
– Ты что несешь? Наши воины не пересекают границу, только охраняют ее.
– Меня убили валгомцы.
– На ваших землях?
Я смотрела на него с таким же удивлением, что и он – на меня.
– Валгомцы не просто перешли границу – они топчут почти середину Равнин! Моя деревня далеко от выжженной полосы, но я встретила их в нашем лесу.
Торей уже не пытался меня перебить. Он слушал, казалось, внимательнее.
– Я знаю историю своего народа, знаю, как ваш князь столетие назад продал страну соседней Иирдании, пошел против брата и уничтожил Давигор. Теперь же вы пытаетесь прибрать к рукам все земли. Да будь я проклята, если стану помогать тебе!
– Умолкни, – холодно произнес он и взмахнул рукой, отчего я вздрогнула и затихла.
Торей задумчиво посмотрел в окно, и я невольно проследила за ним взглядом. А там меня ждало диво. За окном виднелась огромная река, уходящая вдаль. Ветер с силой толкал к краям земли темную воду, и она билась о подножья высоких бугров, тянущихся к небу.
Уж не вижу ли я пристанище валгомской богини Видавы? Говорили, что она обитает в самой большой воде на давигорских землях.
У берега стояло два деревянных изогнутых сооружения с синими полотнищами на высоких толстых палках, на каждом была вышита морда медведя. Рядом, на земле, ходили валгомцы – перетаскивали бочки с рыбой, отмахивались от прожорливых птиц. Я привыкла к солнцу, зеленым полям, цветам и теплу. Здесь, на валгомских землях, тепла словно никогда и не было, и все же этот вид из окна, он был… прекрасен.
– Я не отпущу тебя.
Чуть обернувшись, он смотрел мне под ноги, и на мгновение мне почудилось, будто ему жаль произносить это.
– Пусть ты и не воин, от тебя может быть толк. Либо тебя в хранители, либо совсем ничего не получить, а я все же себе ухо отрезал. Так что ты останешься.
Его слова обжигали душу, оставляли на ней шрамы, болезненные, нестерпимые.
Мне захотелось позвать маму, убежать к ней, спрятаться в ее объятьях от страшного мира, в котором я очутилась. Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной, такой безвольной. От этого на глазах выступили слезы, и я подняла лицо к потолку, чтобы они не побежали по щекам.
Я здесь. Я правда здесь. Это не сновидение, я умерла и теперь привязана к незнакомому мужчине из вражеской страны. Милостивый Кшай, за что?
– Да… да не реви ты! – вдруг пробормотал он. – Это же не на всю жизнь… мою… Не реви, дуреха! Разберусь с угрозой, и уйдешь в Тонаши.
– Врешь, ты меня никогда не отпустишь. – Я закрыла лицо ладонями. Остановить плач я уже не могла, а если бы Торей меня ударил, разрыдалась бы еще громче. Казалось, он тоже понимал это, поэтому не трогал. – Валгомцы слов не держат!
Это была последняя попытка обрести свободу – через жалость и слезы. Мадага говорила, что молодые мужчины не выносили девичьих слез и делали все, лишь бы те прекратили плач. Подруга сама так часто поступала перед женихом.
Сквозь пальцы я все равно видела, каким напуганным выглядел Торей, а когда заплакала еще громче, растерянно произнес:
– Сказал же, что отпущу. Послушай, всего семиднев, и будет тебе свобода, даю слово.
Я притихла.
Торей стоял с поднятыми ладонями.
– Сдалась ты мне, право слово, – буркнул он и опустил руки. – Но о своей гибели ты должна мне рассказать.
– Потехи ради?
– Хочу понять, что происходит.
Я утерла рукавом щеки и шумно вздохнула.
А Торей вдруг улыбнулся, и на мгновение его лицо перестало пугать. Это был обычный мужчина, чуть старше меня, с усталым взглядом и шрамами, у каждого из которых была своя история.
Он поморщился – от улыбки заболела рана, – и присел на край кровати.
– Напомни имя, – попросил он.
Я опустилась на пол, поджав под себя ноги.
Семиднев? Куда он потащит меня за семиднев? Что заставит сделать? Неужто решил, будто я поверила ему, что войны нет? Что ж, пускай думает, но защищать я его не стану. Я никогда не предам свой народ.
Торей наклонился и пощелкал перед собой пальцами.
– Эй, если имя слишком шиньянское, получишь новое, – не то пошутил, не то всерьез сказал он.
– Ава. Меня звали Ава.
– Ава, – протянул Торей, будто пробовал имя на вкус. – В честь всех богинь?
Я кивнула.
Покои снова погрузились в тишину: мы будто обдумывали, что делать дальше, ведь доверия между нами не было и быть не могло. Хранитель из меня тоже не выйдет – мне попросту безразлична его жизнь.
Я перевела взгляд на нить. Она была такой же призрачной, как и мое тело, и все же и я, и Торей могли касаться ее.