Никто и никогда не брал его так, никто и никогда не доминировал над ним так, как сейчас. Он вздрогнул, почувствовав очертания губ на своей спине и застонал, когда Дастин с каждым толчком впивался зубами в изгиб его шеи. Дастин не был большим, но и маленьким его нельзя было назвать; и Стивен, сам того не понимая, знал, что если бы у него хватило сил, то он подтянул бы Дастина еще ближе и впустил его в себя еще глубже и сильнее. Дастин поменял положение, обхватил Стивена, оторвав его бедра от стены и начал безжалостно вколачиваться в него. Стивен заскулил под силой его толчков, и это было все, что он мог сделать, не умоляя о большем.
Через несколько минут тело Дастина напряглось, его член набух, а погружение стало более лихорадочным. С последним стоном он затрясся, опустошая себя внутрь Стивена и, тяжело дыша, положил голову ему на спину.
Он прижался к нему на мгновение, крепко обхватив руками, затем зарыдал и упал на пол. Его отчаянные извинения, словно нежный шепот, прошли сквозь Стивена.
Всхлипнув, Стивен облокотился об стену, балансируя на грани собственного оргазма. Он не мог злиться на Дастина. Он уже видел, как тяжело тому было возвращаться в эту квартиру; увидел в ту же секунду, как открыл дверь и посмотрел в его лицо. Он видел, как Дастин злился на себя за то, что оказался здесь, как его воротило от обвинений, что он бросил Стивену, уходя в первый раз, и какое отвращение он испытывал к самому себе, осознавая, что он собирался сделать.
Стивен сел рядом с Дастином и заключил того в объятия.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Дастин, никто не пострадал. Тс-с-с…
Стивен, не произнеся больше ни слова, сидел рядом с Дастином, укачивая его на своих руках. Он никогда не предполагал, что любовь может просто появиться из ниоткуда. Он всегда представлял себе, что она постепенно будет проникать в него, сначала согреет его сердце и руки. Но все, чего он хотел, заключалось в этом сломленном, сердитом молодом мужчине. Все. Если бы только он мог придумать, как вытащить из него всю боль, не убив при этом их обоих.
Позже, когда он уговорил Дастина пройти дальше в квартиру и они сбросили с себя оставшуюся одежду, Стивен лежал на кровати и поскуливал, когда Дастин накрыл его покрывалом абсолютной страсти. Дастин двигался по его телу так, словно извинялся за свои предыдущие действия; словно он больше не был на фальшивой сцене мира и мог просто петь мелодию, которую его тело так хотело озвучить. Стивен подумал, что именно так Дастин чувствовал себя под ним в ту первую ночь. Неужели он испытывал такой же благоговейный страх, какой сейчас испытывает Стивен? Неужели он снова почувствовал эту необъяснимую, неописуемую связь? Словно удар по струне, скрытой глубоко в его сердце.
Когда взошло солнце, они наконец слились в едином дыхании. Он потянулся к рукам Дастина, нежно поглаживая его грубые пальцы и нежные ладони.
— Что ты делаешь? — спросил Дастин, наблюдая за ним.
Стивен улыбнулся, поднес ладонь Дастина к губам и нежно поцеловал.
— Смотрю в тебя, чувствую ту красоту, которую ты так старательно прячешь, — ответил он и, поглаживая, положив ладонь Дастина на свою щеку.
Дастин, замерев, наблюдал, как Стивен снова целует его ладонь.
Оглянувшись назад на Дастина, на то, каким спокойным он был, Стивен легко позабыл, каким сильным Дастин казался снаружи; какой прочной выглядела его эмоциональная броня, когда ты находишься на безопасном расстоянии; и как легко было затеряться в его скрытой трагедии и не видеть того, что было за ней.
Именно тогда, под этим оранжевым утренним солнцем, он спросил себя, сможет ли Дастин когда-нибудь заглянуть за пределы того, что было спрятано внутри него, сможет ли он когда-нибудь почувствовать свою собственную истину. Стивен инстинктивно знал ответ на этот вопрос, но обманывал себя, полагая, что каким-то образом сумеет возродить Дастина из его собственного пепла.
Только позже, когда Дастин вернулся в Штаты, оставив его совершенно безутешным, Стивен по-настоящему осознал, как глупо это было, как нелеп этот колючий миф о любви.
Глава 8
Закусочная
Робби посмотрел на Стивена и усмехнулся.
— Да, вы оба даже думаете одинаково.
— Прошу прощения? — спросил Стивен, возвращаясь в настоящее.
— Ты и Дасти, как будто в облаках витаете, когда думаете друг о друге. Ему было так же плохо, как и тебе.
Стивен взглянул на эту увеличенную версию Дастина и почувствовал, как по щеке покатилась слеза. На мгновение он задумался, понимает ли Робби, как много Дастин принес в жертву ради него. Как много собственного человеческого достоинства Дастин потерял, чтобы защитить маленького Робби, и, как много времени своей короткой жизни было потрачено ради единственного момента, когда Дастин понял тщетность своих усилий.
Дастин, как-то рассказал Стивену, что официальная версия того несчастного случая, что произошел с Робби, гласила: Робби заигрался в поле, когда разразился ливень. Он побоялся, что родители рассердятся на него из-за промокшей одежды, поэтому разделся догола, сложил одежду под деревом и, как раз собирался бежать домой, когда в него ударила молния. Нелепость этой версии возмутила Стивена. Ни один десятилетний мальчик не додумался бы до такого. Возможно, если бы так поступил ребенок лет пяти, то все бы просто посмеялись над наивной логикой его поступка, но только не десятилетка.
Однако удар молнии не прошел без последствий для Робби, нанеся ущерб его интеллекту, эта версия была принята, тем самым, Стивен не сомневался, усугубив комплекс вины Дастина перед самим собой.
Робби все еще наблюдал за ним.
— Расскажи мне, — попросил он Стивена.
— Рассказать что? — спросил Стивен.
— Как вы познакомились. Дасти никогда не говорил об этом.
Стивен улыбнулся про себя. По-настоящему улыбнулся; в первый раз с тех пор, как отправился в это путешествие, и ему показалось странным, что Дастин рассказал Робби о письмах, но не о том, как они познакомились.
И, потом, их встреча осталась таким маленьким воспоминанием, маленьким и, все же, очень большим. Может быть, Дастину было немного стыдно. Стивену не было стыдно; он подумал, что Дастин был чертовски красив, когда впервые увидел его. Он был совершенно пьян, но, в то же время, казался удивительно невинным и прекрасным. И в этом состоянии, кажущийся беззаботным и совершенно противоположном его трезвому "я", Дастин скорее напоминал ему своего младшего брата, который сидел сейчас перед ним.