Выбрать главу

"Человеком он был малообеспеченным. Восьмидесятирублёвая зарплата ассистента кинооператора не позволяла покрыть прорехи в его скромном бюджете. А перспективы роста у него не было в силу возраста. Чтобы стать кинооператором, было необходимо высшее образование или, на худой конец, большой опыт в съёмочном деле. Ни того, ни другого, увы, у него не было". "Вернувшись поздно с выезда, он мог довольствоваться остатками соуса, оставшегося на дне рыбных консервов. Помакает хлеб, запьёт чаем - вот и весь ужин. Когда Людмила Ильинична в очередной раз "заводилась", обвиняя нас в том, что мы приваживаем "этого болтуна", мы, многозначительно переглядываясь, роняли, что "от ненависти до любви - всего лишь шаг", что приводило её в ещё большее негодование".

Если внимательно следить за текстом, то читатель непременно заметит, как этот достойный интеллигентный человек, нещадными усилиями Сациты Асуевой, постепенно становится "бобылём", а из интересного рассказчика и собеседника превращается в "болтуна", и студийная молодежь, оказывается, использует его жилище для "вечеринок с попойками", который предоставляет им "добродушный, компанейский и чудаковатый (в их глазах) старичок". Воистину, бумага всё терпит!

Несколько раз Сацита Асуева подчёркивает, что А.П.Жеребцов был, всего-навсего, "ассистентом кинооператора" и "перспективы роста у него не было в силу возраста. Чтобы стать кинооператором, было необходимо высшее образование или, на худой конец, большой опыт в съёмочном деле. Ни того, ни другого, увы, у него не было." А он как раз был кинооператором!

Насчёт высшего образования Сацита знать не могла, так как имела шапочное знакомство с Анатолием Павловичем Жеребцовым. Но я могу с уверенностью сказать, что корочка диплома не всегда служит основанием, определяющим ум и знания человека. А вот насчёт опыта, думаю, он был колоссальный. Если человек работал в редакции одной из газет Ростова-на-Дону (из слов самой Сациты Асуевой), ещё при культе личности Сталина (а Сталин умер в марте 1953 года), то отрицать многолетний трудовой опыт А.П.Жеребцова - это бессмысленно.

И ещё, надо отдать должное, с каким мастерством автор выстраивает сюжет, где всё, что было ранее собственноручно написано положительно, теперь, без тени смущения, методично переворачивает наизнанку, чтобы придать его образу негативный оттенок.

А вот, ведомо ли Саците Асуевой, насколько это цинично и аморально, по отношению к покойному, который, по известным нам причинам, не в состоянии за себя постоять, дабы защитить своё честное имя, заслуженное при жизни?! Думаю, что это одна из основных причин, почему не принято говорить о покойниках плохо!

Вот ещё одна цитата из публикации "Единожды солгавший...", мимо которого невозможно пройти: "Нам не дано менять наше прошлое или наших близких, как бы нам этого ни хотелось. Но если они нам не по душе, никто ведь не заставляет нас о них упоминать! Жизнь конкретных людей - это не та область, где позволительно отдаваться полёту творческой фантазии".

Да, действительно, мы не можем менять ничего из прошлого, и никто не вынуждает о них упоминать. Особенно, не позволительно это постороннему человеку упоминать о фактах чужой жизни, с целью осквернения его памяти. Если Полина и имеет полное право говорить и писать о своём родном деде, как о "лучшем в мире", то какое имеет право Сацита, говорить и упоминать о совсем ей постороннем и, тем более, покойном человеке, извращать факты из его личной жизни, приписывая ему от себя не лучшие черты в характере?!

В первую очередь данного правила не мешало бы придерживаться Саците Асуевой. Вот теперь обратим свой взор, какие претензии предъявляет Сацита Асуева, к самой Полине Жеребцовой, критикуя её везде и во всём. Если честно, критикой назвать это нельзя - это, скорее, преднамеренные нападки, с целью дискредитации в глазах читателей.

Критика, на мой взгляд, должна быть, прежде всего, объективной и взаимно полезной. В действиях Сациты Асуевой, подобное не наблюдается, там идёт настоящая травля. Вот некоторые выдержки из последней публикации: "ОСТОРОЖНО! ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА: "Опасность "писательницы" заключается, во-первых, в том, что она беззастенчиво извращает факты, которые рано или поздно станут частью нашей истории, а во вторых, в том, что эта "благородная" дама не останавливается ни перед какими, самыми грязными и изощрёнными средствами, в стремлении заставить замолчать тех, кто открыто, не скрывая своих имён, обличает её ложь."

Интересно, где же она извращает факты, к каким именно грязным и изощрённым средствам она прибегла, и кто эти обличители, обличающие её ложь, и не скрывающие своих имён?!

Было бы интересно узнать, кто они такие и, что из себя представляют. Почему-то до сих пор никого не видно было на горизонте, но вот Сацита Асуева, действительно, пионерка на этой стезе. Правда, были вышеназванные мною "деятели", но они, всего-навсего, безликие личности, лающие на любого по приказу сверху. Далее, она продолжает: "Лично у меня есть как нельзя более веские основания не доверять ни единому её слову, так как будучи, как и многие другие, не понаслышке знакомой с реальной историей её семейства..." Странно, откуда у неё такая осведомлённость о семействе Жеребцовых, где она никогда не была?! И отчего, такая осведомлённая, три года назад писала о них восхищённо, а теперь рвёт и мечет, пытаясь их втоптать в грязь?! Всё-таки, хотелось бы знать, когда же она была по-настоящему честной и искренней?!

Ясно одно, что никогда и нигде, человек обуреваемый ненавистью и злостью к другому, не будет говорить и писать объективно.

Эта неоспоримая истина.

Смотрим далее текст Асуевой: "Все мы, подкупленные в первый момент идеей честного повествования о нашей трагедии, увиденной непосредственным взглядом неспособного лгать ребёнка, жестоко обманулись. Перелистав страницы пресловутого дневника, читатель с изумлением обнаружил, что дитя одарено способностью неожиданно мастерски выстраивать мизансцены. Дар божий?"

Опять чувствуется явный перебор. Что за привычка говорить от имени всех! Нужно говорить от своего имени, а не брать других в сотоварищи. Многие читали её дневники, и никто не обманулся. Конечно, если смотреть на всё предвзято, то ко всему можно придраться. Почему-то, ТРИ года назад, перелистывая и цитируя, некоторые моменты из дневника, Сацита Асуева ничего не обнаружила, а теперь "с изумлением" многое чего обнаруживает...

Чем дальше, тем интереснее Асуевский текст, критикующий П. Жеребцову: "Везде сидят чеченцы", которые вычёркивают из списков на пособия русские фамилии. Вещь невозможная, поскольку документация в социальных учреждениях всегда носила характер строжайшей отчётности, и ни один служащий не мог иметь возможности вычёркивать что бы то ни было по своему усмотрению."