– Так нельзя! – не согласился чёрт-Зюганов. – Ведь могут и посчитать! А нам теперь шум не нужен, ведь Трампа этого не разберешь! То ему так нужно, то эдак! Вон до него был, который негроидной расы, постоянно нам подыгрывал, постоянно помогал! А этому еще учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин!
– Что значит, могут посчитать? – взвился чёрт-Жириновский. – Кто из них теперь считать умеет? Что мы зря всех недоучками-бакалаврами сделали? Вон, Ливанов, настолько замучился всех в идиотов превращать, что самого менять пришлось – в последнее время совсем чокнулся, если его внимательно послушать! Так что, не трясись, Геннадий Андреевич, не смогут они сосчитать то, чего больше пяти! Да и кто им позволит? Терроризм! Экстремизм! Национализм! Коммунизм! Мы им такое напишем! А наши Патрушевы, Колокольцевы и Коноваловы всё, что надо, то и расследуют; куда надо, туда и заведут; кого надо, того и упакуют! Зря мы их так жирно кормим, что ли?
В это время другой Путин стал терять терпение:
– Так что, клоуны? Получу я от вас конкретный ответ, наконец?
– Какой ответ? Какие клоуны? – взвился оскорбленный произнесенной правдой чёрт-Жириновский. – На себя посмотри сначала! Сам-то не клоун, что ли? Если бы мы в твоём спектакле не участвовали, кто бы тебя избирал?
– Молчи, дурак! – огрызнулся один из чертей-Путиных. – Спектакль не мой! Скоро настоящий режиссёр вас всех заменит… А то в последнее время ваши роли даже бакалаврам стали понятны!
В тот ужасный миг я встретился глазами с огромнейшим и свирепым чёртом-Валуевым, усилившим мою нервную дрожь, и догадался, что меня заметили и разоблачили. Я взмок от страха до самых костей, но напоследок героически выкрикнул:
– Что вы здесь творите? Народ свой пожалейте, ироды! Вы же всякие выборы превратили в завлекательные конфетные фантики, в которые тайно своё старое дерьмо заворачиваете! Наш народ победил фашизм в Германии, победил его в Европе, а вы что нам прививаете! Ведь половина народа давно мечтает от вас избавиться!
– А вот и гости дорогие пожаловали! – усмехнулся мне в ответ чёрт-Валуев. – Да еще, смотрите, как красиво выражаются! За всё это, мил человек, я тебя сейчас такой заботой окружу, что ты и не пикнешь!
Он сжал меня своими клешнями, словно тряпичную куклу и, не обращая внимания на громкий хруст моих костей, принялся завязывать в узел.
– Он всё подслушал! Он нас выдаст! – испуганно заверещала чёрт-Памфилова, и ее острые длинные зубы впились мне в ягодицу.
Я отрывисто вскрикнул, тяжело задышал и открыл глаза – надо мной со шприцем склонилась медсестра Катя – однако я не проснулся, опасаясь быть поддетым чертями на рога, потому отчаянно дернулся, постарался отскочить в сторону, но был решительно прижат Катериной к постели:
– Тихо-тихо, Александр Федорович! Совсем ведь не больно! И что это вы так разбушевались? По всему видать, на выздоровление пошли! Если хотите, можете ещё поспать, ведь рано совсем; только шесть часов!
Очумело вращая глазами и головой, тяжело дыша, я стал медленно осознавать, где нахожусь, и, лишь поверив в свою безопасность, несколько расслабился. – «Неужели всё обошлось? Если опять такое приснится, то второго инсульта не избежать! Надо же! Никогда ничего подобного даже в уме не держал! Игра больного воображения!»
– А что на свободе новенького? – машинально поинтересовался я у Катерины.
– Да ничего, пожалуй! Всё – как всегда! Разве вот, о досрочных президентских выборах вчера объявили! – прощебетала Катя милым голоском.
«Это уж слишком! Прямо-таки, телепатия во мне проснулась! – подумал я, снова дрожа всем телом. – Вот уж этого добра мне совсем не надо!»
39
Следующий день стал для меня особенным, а, возможно, и самым важным в жизни. Наконец-то я, с наилучшими пожеланиями от всего персонала, с которым за трудный для меня месяц близко сошёлся, простился весьма тепло, хоть и без оркестра, и покинул реанимацию, чтобы пока, до обретения полной от медицины независимости, закрепиться в палате неврологического отделения.
Напоследок врачи и сестры, собравшись по такому случаю вместе, подарили мне наиболее ценное пожелание реаниматологов:
– Вы уж к нам, Александр Федорович, больше – ни ногой!
– Будет исполнено! А вам всем полновесного счастья! Спасибо вам всем, дорогие мои! – пожелал и я, и про себя подумал. – Теперь уж, точно, всё! Я действительно вырвался из пут отделения реанимации и интенсивной терапии, которое едва не оказалось последним моим пристанищем на этом свете! Пришла пора вступать в настоящую новую жизнь!