В подобных спорах, как этот, в нашей палате неврологии назревающий, люди эмоционально, никого не слушая, извергают, что у них наболело, что им терпеть невмоготу, но потом, даже если решения какие-то у них и созрели, как теперь любители модных словечек говорят, конструктивные, всё равно они минут через десять перегорят и сдуются. Покурят где-то нервно, партию в шахматы сыграют, на том и успокоятся!
Потому и формируется у нас всякий сброд-народ, как Виктор его пригвоздил. Народ ведь потребно формировать, объединять, воспитывать! Для начала ему надо указывать высокие цели, ставить правильные задачи, а затем возвеличивать его обязательно, награждать и воспевать! Чтобы он чувствовал себя великим, на всё способным. Сделать это, выработать и применить всё по месту, способна, к сожалению, только интеллигенция, но у нас в стране она испокон веков гнилая! То она по-французски говорит, родной язык, презирая, то она родным языком восторгается настолько, что аж противно! Ах, Пушкин! Ах, Толстой! Но при этом более всего обожает не всем понятные словечки – секвестр, диверсификация, монетизация, обсервация… Видите ли, интеллигенции всегда хочется хорошо говорить, а не хорошо работать! Мол, работать руками – удел слабо образованных! А эти «интеллигенты», едва окончившие на тройки плохонькие институты да университеты, якобы заслужили право простой люд погонять! Есть такое? Есть! Прав Виктор! Но ведь и среди интеллигенции, хоть и редко, но порядочные люди встречаются! Вот они-то за всю остальную интеллигенцию ее задачи и решают, как правило! Конечно, коэффициент полезного действия таких одиночек низковат, но прогресс, какой-никакой, всё-таки не затухает! Так что же? Еще лет триста придется ждать перерождения нашей интеллигенции? Ждать, когда она созреет?
– Что молчишь, профессор? Не считаешь нужным до нас опуститься? – я, вынырнув из своих размышлений, обнаружил рядом не только Виктора, но еще несколько человек, которые слушали его и поглядывали на меня с интересом: «Вот ведь, как наш Виктор профессора уделал!» Но я промолчал, глядя в потолок.
– Почему у нас везде так? – запальчиво продолжил сосед. – Потому что в СССР экономика была ни к чёрту! Она же ничего нужного не производила, все к концу восьмидесятых обнищали, вот страна и развалилась. Оттуда пошло и воровство, и выживание, и перераспределение… Что, профессор, скажешь, не так что ли?
– Не скажу! – рассмеявшись, всё-таки ответил я. – Зачем говорить то, что без слов понятно! Выступаете вы, Виктор, в основном, по существу, от души, но весьма путано и не всегда верно!
– Во, во! Я же говорил! Всё у нас не так! И дороги путанные, и мозги поперек! Поскольку мы ваших академиев не кончали!
– Да, полно, Виктор, Ваньку-то валять! – несколько охладил я его под смешки его же товарищей. – Не путайте причины со следствиями! И обижайтесь больше на себя! Не я же вам выздоравливать мешал – сами ко мне подошли! Стало быть, интересно, что я об этом думаю! Потому и уточняю у вас, стоит ли мне отвечать на ваш вопрос или промолчать? Может, сами разберетесь?
– Давай, профессор, валяй! – поддержали меня со стороны, видя, как Виктор намерился броситься в бой.
– Только вы не заблуждайтесь, будто я сам всё понимаю и всё вам объясню! – пришлось мне их притормозить. – Вот вы говорили, будто экономика в СССР рухнула… А знаете, что долгих пятнадцать лет после войны наша страна лидировала? Она имела самые высокие в мире темпы развития, 15-18% в год! А США, хоть и обогатились безмерно в ходе войны, о таком росте не смели даже мечтать. Получалось-то как? Советский Союз стремительно догонял Штаты, а они буксовали. Разрыв сокращался! Об этом вы знаете? Нет? Еще бы! Вам представляется, будто всё, что у нас плохо, в Америке хорошо! А что у нас хорошо, так в Америке еще лучше! Но такие выводы происходят от незнания мира, незнания своей страны, да и законов экономики! А ведь Хрущев объявил миру о возможности в ближайшие годы догнать и перегнать Америку, опираясь именно на высочайшие темпы нашего роста. Была такая возможность! О сущности самого Хрущева я пока не говорю. Но теперь-то, кому не лень, посмеиваются над его заявлением, будто через двадцать лет, то есть, к 1981 году, советские люди будут жить при коммунизме. Конечно, посмеиваться с умным видом любому разрешается, но это не освобождает от необходимости хоть в чём-то разбираться самому!
– Выходит, мы давно живем при коммунизме! – с иронией захихикал кто-то.
– Между прочим, Хрущев сделал своё заявление от имени всей партии, а в ней было немало мудрых людей, потому и записали, что коммунизм возможен лишь при условии, что нам не помешают внешние факторы, гонка вооружений, войны и прочее. Прочитайте сами, если мне не верите! Всё было сформулировано весьма разумно и очень дальновидно! Не правда ли? – теперь поддел и я. – Так что, никто заведомо не обманывал, а предупреждали честно: «Да! Будем жить при коммунизме, но только если…», однако карты легли против нас! Да и темпы роста скоро замедлились, а в восьмидесятых они почти обнулились. Кстати, по той же причине и Штаты в своё время сильно буксовали. Всё дело в том, что фондоотдача в замкнутой экономической системе постепенно снижается. Это закон!