Вот как с их помощью стала пониматься очень многими соотечественниками совесть, честь и доблесть! И это почти полностью разрушило у народа прежнюю его нравственную основу, без которой ему не выжить!
Сколько этих человеческих отходов – всякого рода артистуток, спортсменов, врачей, композиторов, поэтов, историков, искусствоведов и прочих ничем непримечательных жидов – ринулось из страны, которую ранее они успешно доили. Ринулись туда, где давно всё за них сделано. На готовенькое! Лишь бы ничего не делать собственными руками, лишь бы не работать напряженно, ничего достойного с муками не создавать, не преодолевать бесчисленные трудности, улучшая трудом свою Родину!
Сколько же, на удивление всем, этой презренной швали, «умеющей жить» за чужой счёт, развелось еще тогда в советской стране! И, если приглядеться, почти все они принадлежат к так называемой «интеллигенции». То есть, из тех, кто, получив какое-никакое высшее образование, полагал, что уж теперь-то работать руками ему зазорно, хотя головой, часто оказывалось, тоже не по мозгам! Вспоминаете, как часто ныли наши инженеры? «Мы получаем всего сто двадцать, – меньше рабочих! Как же так? Зачем мы пять лет штаны протирали в вузах, да нервы себе портили каждую сессию?»
А ведь всё было просто и справедливо! От продукции рабочего человека страна получала осязаемую отдачу, а от какого инженера она была? Многие ведь только пыжились, щеки от мнимой важности раздували, что они инженеры, а рабочее время в курилках проводили! За что же им больше платить? Сказали бы спасибо и за то!
Между прочим, те инженеры, которые поднимались по служебной лестнице, доказав свою необходимость производству, оснований, чтобы жаловаться на свою зарплату, не имели! Но для этого следовало работать по-настоящему, с отдачей, с пользой для страны!
К слову, я и раньше не одобрял, когда в Советском Союзе чрезмерно «задирали» заслуги людей непроизводительной сферы, а уж теперь это вообще обострилось… Наиболее вредным оказалось чрезмерное восхваление и обильное награждение творческой богемы: всяких композиторов, поэтов, артистов, спортсменов. Звезды, кумиры, таланты! На всех каналах только они! Каждую минуту смотрите, как они начинали, как они напряженно жили и работали, насколько они великие и святые, как они уходили. Хочешь или нет, но складывается представление, будто они и есть самые порядочные, самые умные, самые необходимые своей стране люди!
Но не дай вам бог в это поверить, ибо всё о них, почти всегда, не соответствует этим панегирикам! Но мне сейчас, представьте, на эту тему даже думать неудобно – пусть уж ее обсуждают женщины, интересы которых не распространяются далее трех метров от телевизора.
Мне же интересны совсем другие люди! Например…
О! Боже! Но ни одна фамилия не вспоминается. Прямо-таки, полная беспомощность, до инсульта мне незнакомая! Ни друзей, ни известных людей… Ни названия… Всё, что попробовал… Города, адреса, даты, численные показатели чего-либо… Всё, что обладает логической составляющей, я по-прежнему легко вспоминаю, но то, что названо без особого смысла, например, улица, я могу не вспомнить и через минуту, и через пять, и даже двадцать пять! Смогу ли с такими мозгами работать как раньше, или стану предметом безжалостных насмешек со стороны студентов и коллег, с радостью иронизирующих над моей забывчивостью?
Ну, дела! Неужели придется бросать преподавание? А чем потом, да ещё со столь убогими мозгами, заниматься?
Я попробовал мысленно проговорить первую лекцию курса, весьма насыщенную информацией для запоминания. В ней: название разделов и тем, базовые дисциплины, характеристика основоположников курса, годы их жизни и активной деятельности, название наиболее значительных научных трудов и учебников, общее количество часов, выделенных на учебную дисциплину, и по разделам, их распределение по семестрам, даты зачетов и экзамена, список литературы. В общем, всё то, что я всегда легко воспроизводил студентам с кафедры, не пользуясь какими-либо методическими разработками и, тем более, шпаргалками. Мне всегда казалось, что читать лекцию, в прямом смысле читать ее, для профессора – сущий позор. Я этого и не делал – всегда только живой разговор! Но теперь забуксовал на ровном месте, силясь вспомнить то одно слово, то другое – понадобившееся, но погруженное в самые удаленные погреба моей памяти.
Осознав результаты своего эксперимента, я даже испугался. Вот и холодный пот прошиб! По всему видать, проблему я нисколько не преувеличиваю. Она даже более опасна, нежели поначалу показалось! Как говорится: картина Репина – приплыли!