сильнее горят у меня уши и тем яснее я понимаю, что мосье Лебле не оговорился. “Вы могли бы перебраться в
дом напротив…” Мой старый учитель Фортюна называл это условно-требовательным наклонением. Конечно, в
этой фразе содержался намек. Хотя Лебле в их положении следовало бы помолчать. Очень следовало бы. Люди
такого сорта особенно дорожат внешними приличиями, они сделают все, чтоб скрыть постыдное происшествие
в собственном доме, но совсем не прочь поживиться за счет скандала, пусть даже вымышленного, в чужой
семье. Я пасую перед этими ловкачами. Они умеют безошибочно уловить ваши слабые и сильные стороны, они
искусно играют на ваших благородных чувствах и на вашей растерянности. Они обладают даром ради
собственной выгоды толкать человека на поступки, на которые никогда не пошли бы сами. “Вы могли бы
перебраться в дом напротив…” И все бы сразу уладилось, прекратились бы сплетни, молодая чета с комфортом
устроилась бы в доме, из которого был бы выдворен ставший теперь лишним отец…
Этот делец ни перед чем не останавливается, и, если он так поступает, у него, видимо, есть на то свои
основания. Можно не сомневаться, он все взвесил, все рассчитал. Мне бы это тоже не мешало сделать.
Подведем итог, как говорит мосье Лебле. Итак, нам предстоит гармонично разместить по ту и по другую
сторону улицы мосье Астена, Лору и молодую чету так, чтоб все жили, не мешая друг другу, не испытывая
недостатка в средствах, в жилье и любви. Положение удивительно напоминает задачу о переправе через реку
волка, козы и капусты. Рассмотрим все возможные варианты решения.
Первое решение. Уже отклоненное нами, но на котором мы все-таки остановимся из принципиальных
соображений: молодожены устраиваются без нашей помощи. Но у них нет ни денег, ни квартиры — вообще
ничего. Мосье Астен остается в своем доме без сына и без хозяйки. В доме напротив будет умирать от голода
Лора. Данное решение никого не устраивает.
Второе решение. Молодые живут во втором этаже дома Омбуров. Если даже они будут платить за
квартиру, Лоре этих средств будет недостаточно. Мосье Астен остается у себя полузаброшенным, так как Лора,
которая со спокойной совестью воспитывала своих племянников, теперь уже не сможет — как и в предыдущем
случае — прислуживать своему зятю и жить на его средства, не вызывая кривотолков. Из тех же соображений
он бы сам не решился ежедневно ходить обедать к мадемуазель Омбур. Кроме того, в глазах всех окружающих
он прослыл бы эгоистом, который не захотел ничем поступиться ради своего сына и позволил своей и без того
очень небогатой родственнице пожертвовать последними крохами. Я бы, конечно, мог питаться в семье своего
сына, но тогда, спрашивается, чего ради сыну переезжать напротив?
Третье решение. Бруно и Одилия переезжают в дом Лоры. Лора отдает им последнее, чем она владеет, и
переезжает ко мне. Комментарии излишни.
Четвертое решение. Молодожены устраиваются в моем доме, мы живем вместе. Что скрывать, это
решение соблазняет меня больше всех остальных. У него есть чудесное преимущество: будущее наших детей, о
котором говорил отец Одилии, стало бы и моим будущим, возместило бы все мои жертвы. Но устраненной из
нашей жизни Лоре остается только одно — умереть от истощения. Молодая хозяйка обойдется без ее помощи,
если даже она и поладит с Лорой. С другой стороны, мой дом трудно разделить, и мы будем вынуждены жить
вместе. Очень трудно разделить спальни, в доме их только три: спальня мальчиков, спальня Луизы и моя. Для
того чтобы устроить молодых, кому-то надо уступить свою комнату. Может быть, разместить их в гостиной?
Решение малоприемлемое. В крайнем случае я мог бы принести себя в жертву и переселиться в комнату
мальчиков, мы спали бы там с Мишелем в те редкие дни, когда он бывает дома. Но мне только что сказали в
лицо: мое присутствие здесь будет нежелательным. В семейной жизни ни молодожены, ни старики не любят
лишних свидетелей. Никого особенно не прельщает посторонний глаз. У них свои вкусы, свои развлечения,
свои друзья, свой распорядок дня, они по-своему хотят устроить свою жизнь, и мое присутствие будет
связывать их, если только они вообще не перестанут со мной считаться. И в том, и в другом случае счастье наше
будет ложным, а я испорчу им рай.
Пятое решение. Молодая чета остается в моем доме одна. Места ей будет достаточно. За Мишелем и
Луизой можно сохранить их комнаты. Я буду жить, как того страстно желает мосье Лебле, в доме напротив. Не
будем считаться с тем, что мне придется пожертвовать своими привычками, дорогими воспоминаниями,
собственным домом; я этого еще не сделал, конечно, но знаю, никому, кроме меня, это не причинило бы боли.
Рассмотрим два варианта этого решения: а) мы живем отдельно, Лора сдает мне второй этаж; б) мы живем
вместе. В первом случае мы возвращаемся ко второму решению, только в несколько измененном виде,
осложненном сплетнями. Во втором — дело ограничится фиктивным браком, в который вообще никто не
поверит.
Решения нет.
Я не ошибся, решении действительно нет. Нет ни одного приемлемого варианта. Но подождите, кто это
хихикает там? Ах, это вы, Мамуля, вы снова твердите: “Если бы вы женились на Лоре…” Конечно, фиктивный
брак, пусть и зарегистрированный, остается фиктивным. А впрочем, фиктивный ли, фактический ли —
результат один. Вот почему я в ту минуту не обратил на это внимания. Мне было сказано: вы могли бы
перебраться в дом напротив к мадам Лоре. Разумное указание. Женщина без средств, но с домом; мужчина со
средствами, но без дома! Изворотливый Лебле сразу нашел необходимое решение.
Смейтесь же, мосье Астен. Подумать только: единственный раз в жизни волку захотелось капусты, а ему
подсовывают козу. Смейтесь же, смейтесь. Столько лет противиться браку с Лорой и в конце концов жениться
на ней! Когда и скончаюсь и мой хладный труп опустят в могилу, по обе стороны от меня — от их общего
супруга будут покоиться мои жены, сестры- свояченицы, а Мамуля, посмеиваясь, будет подталкивать меня
локтем в бок.
Домой возвращается Лора, из ее сумки торчит ботва морковки. В крайнем случае утешим себя мыслью:
“Пеликан несет мне пропитание. Пока он здесь, мне не угрожает опасность остаться с пустым зобом. Но нам,
видимо, будет очень недоставать голодных птенцов”.
На хорошо смазанных петлях бесшумно открывается дверь. В комнату входит Лора, она кажется еще
более тоненькой и опрятной в этом платье, которое после смерти матери она выкрасила в черный цвет. Ее
гладкий лоб прорезывает морщина. Лора протягивает мне маленький конверт для визитных карточек.
— Бруно утром оставил это для вас.
В конверте сложенная вчетверо и нацарапанная шариковой ручкой записка. Читайте, мосье Астен, если
только это будет под силу вашим глазам:
“Ты знаешь, папа, я не умею много говорить, а уж тем более водить смычком по чувствительным
струнам. И потому я решил лучше написать тебе и сказать откровенно, что я не могу раскаиваться в том, что
произошло между мной и Одилией. Ты согласен со мной? Ведь если бы я раскаивался в этом, хотя бы даже для
вида, это уже было бы плохим предзнаменованием. Я хотел тебе еще сказать, что понимаю, как некрасиво я
выглядел вчера, но уж так все получилось, зато ты, папа, вел себя так благородно, что это невозможно забыть”.
— Он и мне оставил такую же, — говорит Лора.
Хватило бы и одной. И даже лучше бы обойтись совсем без записок. Разорвем ее, к чему ее хранить? Она
только будет смущать нас, она уже и сейчас смущает. За все, что я сделал для сына, он вознаграждает меня