он не покривил душой.
А всем нам, к сожалению, приходится частенько кривить душой. Даже в самом для нас священном.
Заглянем хотя бы в мою душу. Разве не пользовался я сам иногда недозволенными приемами, чтобы завоевать
Бруно? Разве не принес я в жертву ему одному своих старших детей и тебя, да и себя самого, подчиняясь той
“железной” логике, которая заставляет нас в случае необходимости разбить чью-то судьбу, разрушить семью, —
а сильных мира сего разрушить жизнь на земле — во имя какой-то придуманной нами справедливости.
Я самый заурядный человек, Лора. Правда, это не так уж важно. Но я к тому же человек ограниченный. И
самое худшее — я только с виду мягок и покладист. “Не очень-то вас согнешь”, — говорила Мамуля. А
негибкие ветки легко сломать. Я это хорошо понимаю. Я думаю, что тот, кто любит всех, по-настоящему не
любит никого, и многочисленные привязанности, на мой взгляд, такая же нелепость, как любвеобилие
филантропов, которые готовы расточать свою доброту на всех людей.
Я одинокий человек по натуре, Лора. И что еще хуже, я одинок, но не приемлю одиночества. Желая
спасти меня от него, меня заставили принять брюзжащие радости запоздалого семейного очага. Это правда, что
меня спасли от одиночества, но правда и то, что теперь мне его недостает. В наши дни, когда благодари радио,
телевидению, газетам человек ни на минуту не может остаться наедине с самим собой и в то же время у наших
наделенных стадным инстинктом современников одиночество становится модной темой, когда так удобно
жалобными сетованиями на одиночество прикрывать эгоизм, передо мной встает совсем иная проблема. Кто
любит только самого себя — а таких, как я убеждаюсь, немало, — тот никого не видит вокруг, кроме
собственной персоны, и потому наш перенаселенный мир очень скоро начинает ему казаться столь пустынным,
что его охватывает боязнь пространства. Тому же, кто считает, что у него есть все основания не любить самого
себя, достаточно одного слова, чтобы в своем уединении задохнуться от нахлынувших на него сомнений и
противоречий. Моя мать говорила: “Бывают пасынки судьбы, виною этому их характер, они всегда чувствуют
себя неудовлетворенными и замыкаются в себе”. Может не повезти с женой. Может не повезти с сыном. Может
не повезти с самим собой. Мы с тобой две тени, и эти две тени теперь связали свою судьбу.
Может быть, я слишком мрачно смотрю на жизнь? Это еще один из моих недостатков. Но давай взвесим
наши шансы. Я вспоминаю ледяные заторы на Луаре, когда в суровые долгие зимы уровень воды в ней
понижается и вдоль берегов над пустотой повисает широкая кромка голубоватого льда. Как-то раз, когда я
отправился охотиться на уток и шел с ружьем у этих причудливых ледяных обрывов, папаша Корнавель сказал
мне пророческие слова:
— Уж будьте уверены, только подует южный ветер, — вода сразу же поднимется. Луара непременно
вернется и растопит свои льды.
То же может произойти и с моей холодностью. Мне уже совестно за то, что я посмел тогда подумать:
“Это будет не так уж плохо”. Я гоню прочь насмешки. Женщина, которая принадлежит вам, приобретает особые
права над вами. Нет таких серьезных людей, которые не оттаивали бы в постели. Пусть эта нежность не столь
уж безгрешная, но это все-таки нежность, и она может породить другие нежные чувства. Мы всегда
признательны тем, кто дарит нам удовольствия (по крайней мере у меня это так, даже с продажными
женщинами, с которыми мне изредка приходилось иметь дело: я чувствовал себя растроганным, и это
раздражало их).
Наконец, долгая и верная любовь невольно подкупает. Не бойся я сравнения, которое, оскорбив тебя,
оскорбило бы и меня, я повторил бы слова твоей матери о шпинате, когда она намекала на Бруно. Я
предпочитаю сказать то, что когда-то говорил я сам о навязанном нам выборе и о случайных встречах, ставших
нашей судьбой. Я не выбирал своей матери, я не выбирал Жизели. Я не выбирал Бруно! И тебя тоже я не
выбирал. Так пусть моя любовь к ним послужит тебе залогом.
А кроме того, у нас с тобой — общие дети и общий любимец. Мы не станем вмешиваться в их дела или
поучать их, но, если нас позовут, мы будем готовы взять на себя свои прежние обязанности. Неужели ты
думаешь, что станешь теперь птичницей без цыплят, не узнаешь новых привязанностей? В доме напротив
собираются тебе их вскоре преподнести.
И снова начнутся, хотя, может быть, и не такие уж частые, хождения взад и вперед. Появится ребенок,
наступит время нянчиться с ним. Вязание розово-бело-голубых кофточек и чепчиков, мобилизация пузырьков и
советов против коклюша, присыпание тальком попочки, мокрые пеленки — вот что станет для тебя в скором
времени неистощимым источником радостей и восторгов!
Я же буду следовать у тебя в фарватере и буду осторожно и бдительно следить — не знаю как, но ведь
всегда находишь пути — за тем, чтобы ничто не сделало тусклой их жизнь. Чтобы Бруно не стал в своей семье
(единственной области, где он может преуспеть) тем незаметным служащим, каким он является у себя в
конторе. Чтобы в этой семье никогда не было… Помолчим лучше. Не надо искушать судьбу, накликая
несчастья, ведь мне оставалось бы тогда только стиснуть зубы. Ты здесь, и я здесь — это главное. Мы оба на
посту. Знаешь ли ты, что порой бывает и такой счастливый период, возникает редкое (потому что чаще всего
они окончательно расходятся) согласие, между еще бодрым шестидесятилетним отцом и уже вполне зрелым
тридцатипятилетним сыном, которого отягощенная детьми невестка не может держать, как прежде, на коротком
поводке.
Нам до этого далеко. Я еще не раз приподниму на окне занавеску, я буду всегда настороже, я постараюсь
скрыть свои поражения под личиной добродушного юмора. Не обращай на это внимания и, главное, не
подражай мне. Я не хочу их тревожить. Я хочу, чтобы они были спокойны. Сын, считающий, что его приемная
мать и его отец хорошо устроены, что они вполне довольны, чувствует себя вдвойне счастливым оттого, что его
родные тоже счастливы!
И наконец, вот твой самый верный козырь, Лора. Бывает и так: у того, кто, любя одного, принимает
любовь другого, у того, кто вынужден притворяться в своих чувствах, чувства эти со временем (согласно методу
самовнушения Куэ) становятся искренними. Отцы родились слишком рано, сыновья родились слишком поздно,
чтобы вместе идти одной дорогой. С тобой же мы можем идти одним путем, и если ты позволишь мне, шагая
рядом и говоря о тебе, говорить о нем, то наступит день, когда ни ты, ни я, может быть, уже не будем знать, где в
этой старой песне поется о жене, а где о сыне.
Шелль — Квебек — Монреаль — Энгеранд —
Париж — Анетц-сюр-Луар
Апрель 1959 — сентябрь 1960
С О Д Е Р Ж А Н И Е
КОГО Я СМЕЮ ЛЮБИТЬ...............................5
РАДИ СЫНА..................................................171
Э Р В Е Б А З Е Н
Кого я смею любишь
Ради сына
Редактор В. Н и к и т и н
Художественный редактор И. С а й к о
Технический редактор Г. Ш и т о е в а
Корректор И. С а х а р у к
ЛР № 030129 от 23.10.96 г.
Подписано в печать 27.10.97 г. Гарнитура Журнальная.
Печать офсетная. Уч.-изд. л. 21,83.
Цена 25 100 р. (С 01.01.98 г. цена 25 р. 10 к.).
Цена для членов клуба 22 800 р.
(С 01.01.98 г. цена для членов клуба 22 р. 80 к.).
Издательский центр “ТЕРРА”.
113184, Москва, Озерковская наб., 18/1, а/я 27.
Оригинал-макет подготовлен ТОО “Макет”.
141700, Московская обл., г. Долгопрудный, ул. Первомайская, 21.