Но и Дмитрию она была обязана многим. Он давал ей то общественное признание, которое, как она теперь знала, не купишь ни за какие деньги на свете…
— Коко! — Его бархатный голос вернул ее к действительности. — Где ты?
Отогнав прочь воспоминания, она улыбнулась.
— Здесь. С тобой. — Она подняла свой бокал, приглашая его выпить шампанского вместе с ней.
— Неправда, не здесь. Сейчас ты точно была где-то далеко.
Габриэль не собиралась рассказывать ему о своем мысленном экскурсе в прошлое.
— Ты прав, я была на рю Камбон. В своем магазине, — соврала она. — Я еще никогда в жизни не уезжала в отпуск так надолго и все еще не могу к этому привыкнуть.
В ответ он поднял свой бокал.
— Тогда давай выпьем за приятный и безмятежный отдых. — Он сделал глоток шампанского. — Я подумал, не сьездить ли нам на экскурсию. Как ты смотришь на то, чтобы завтра отправиться в Ниццу? Я хочу показать тебе русский православный собор.
Она хотела спросить, не привлечет ли его персона слишком много внимания со стороны местного русского общества, но передумала. Это было нечто совсем иное, чем те прогулки по захолустью, которые они совершали раньше. Очевидно, ему было важно показать ей храм своей веры.
И это тронуло ее до глубины души.
Глава восьмая
По пути в Ниццу они откинули крышу автомобиля, наслаждаясь теплой, почти летней погодой. Живописная дорога петляла вдоль гор и берега моря. Дмитрий ловко и с удовольствием вел машину по узкой трассе, и Габриэль любовалась открывавшимися на поворотах видами на острые скалы и лазурную морскую гладь. В воздухе стоял аромат акаций и кипарисов; встречных машин почти не было, и Габриэль временами закрывала глаза, представляя себе, будто они с Дмитрием совсем одни в этом восхитительном уголке земли. Какая приятная фантазия! Когда она вновь открыла глаза, они ехали уже вдоль мыса Ферра, и на горизонте виднелся белый корабль: то ли паром с Корсики, то ли торговое судно или большая яхта, с такого расстояния разглядеть невозможно. Как было бы здорово оказаться сейчас на борту! Габриэль решила при случае спросить у Дмитрия, любит ли он ходить под парусом.
Сначала она удивлялась тому, с какой легкостью Дмитрий ориентируется в этих местах, но потом вспомнила, что он не в первый раз проводит время на Ривьере. Он одинаково уверенно вел автомобиль и по широким улицам Ниццы вдоль великолепных зданий из желтого песчаника, вдоль каменных стен, окаймляющих роскошные пальмовые сады, и по тесным улочкам с покосившимися ветхими постройками — словно жил здесь всегда. Они давно съехали с прибрежной трассы, которая служила Габриэль единственным ориентиром в этом калейдоскопе римских развалин, средневековых построек и особняков эпохи классицизма. Миновав старый город, они оказались в жилом квартале, и теперь их со всех сторон окружали изысканные виллы. Габриэль разглядывала припаркованные вдоль тротуаров автомобили и элегантно одетых людей, спешивших по своим делам. Здесь было немноголюдно, но высокий социальный статус обитателей этого района ощущался во всем. Мимо них, погромыхивая, проехал трамвай, и кондуктор сердито затрезвонил сигнальным звонком, когда их «роллс-ройс» пересек рельсы прямо у него перед носом. Не обращая внимания, Дмитрий свернул в узкий переулок. Эту часть Ниццы Габриэль, в основном привыкшая гулять по Английской набережной, не знала вовсе.
Затаив дыхание, она смотрела по сторонам. Вдоль улицы тянулись живописные сады с кипарисами, пальмами, робиниями и густыми зарослями лавровых деревьев. Дальше дорога делала небольшой поворот, и уже отсюда Габриэль увидела пять золотых сверкающих на солнце куполов, будто парящих в ярко-голубом небе.
— Это Николаевский собор, — произнес Дмитрий с гордостью. — Самый большой православный храм за пределами России.
Собор поражал своим великолепием. Он возвышался среди пышной зелени, дубов и оливковых деревьев за высокой чугунной оградой. Башни, изящные и богато украшенные, будто из восточной сказки, тянулись к небу.
Дмитрий остановил машину у ворот, за которыми начиналась широкая дорога, ведущая ко входу в храм.
— Разрешите подвезти вас ко входу, — галантно произнес Дмитрий.
Было видно, что проезд запрещен. Но на царевича этот запрет наверняка не распространялся. Стоило ему посигналить, как тут же пришел бы какой-нибудь монах, чтобы открыть ворота. Габриэль вдруг стало неприятно — таких привилегий она не хотела. Она помнила свою жизнь в монастыре и до сих пор с глубоким почтением относилась к вере и служителям церкви.