Выбрать главу

Берта растерянно посмотрела на дверь второй спальни. Ее мокрые от слез ресницы дрожали.

— Как ты там собираешься спать? В кровати же гораздо удобней.

Габриэль покачала головой и решительно направилась к креслу. Она была рада, что Этьен наконец убрался в свой номер. Его дару убеждения было бы труднее противостоять, чем беспомощным увещеваниям Берты.

Она не стала раздеваться и отказалась и от шелковой ночной сорочки с халатом, и от легкого одеяла, которые велела принести для нее Берта. Усевшись в кресло прямо в пальто, она устремила взгляд в окно, на ночное небо. Более подходящего места для почетного траурного караула и не придумаешь. Теперь, когда ее лишили возможности в последний раз посмотреть на возлюбленного, ей, может быть, посчастливится хотя бы увидеть, как душа Боя возносится в рай.

* * *

Восходящее солнце окрасило изрезанные расселинами скалы в пурпур, сосны чернели в рассветной полумгле, как выпушка на голубом платье, а море слева от вьющегося то вверх, то вниз шоссе напоминало серебряный ковер.

Шофер, которого Берта Мишельхем предоставила в их распоряжение, медленно вел автомобиль по опасной дороге. Его осторожность, вероятно, объяснялась тем, что он, как и его пассажиры, думал об автокатастрофе, которая привела их сюда.

Берта предложила Габриэль и Этьену съездить на место трагедии в ее автомобиле. Разумное решение, избавившее Этьена от лишних хлопот, связанных с поисками: слуга Берты уже знал, куда ехать.

Несмотря на всю осторожность шофера, он чуть не отправил их всех на тот свет, когда, обгоняя запряженную мулом повозку, попытался увернуться от выскочившего на дорогу из зарослей можжевельника зайца, и машину занесло.

Габриэль, сидевшую на заднем сиденье, бросило на Этьена. Она невольно задержала дыхание и успела подумать, не конец ли это. Вторая автокатастрофа на дороге между Каннами и Сен-Рафаэлем за несколько дней. Торжественный финал большой любви, прозвучавший в этих горах. Наверное, и в самом деле было бы лучше, если бы она последовала за Боем.

— Все хорошо, все в порядке, — сказал Этьен и ласково погладил ее руку.

Она отодвинулась на свое место. Машина опять ровно скользила по пустынной местности. «Нет, — подумала Габриэль, глядя застывшим взглядом в окно, — смерть — не лучший выход. Так было бы проще, но Бой не одобрил бы такой финал». Как дальше жить без него? Придется что-нибудь придумать. Она позже подумает о том, как жить без мужчины, который, в сущности, подарил ей эту жизнь. Жизнь Коко Шанель. Он был не только любовником, но и отцом, и братом, и другом.

— Мадемуазель, месье, мы приехали.

Шофер затормозил, съехал на обочину и, заглушив мотор, вышел из машины, чтобы открыть дверь пассажирам.

У Габриэль было такое ощущение, будто она смотрит на себя со стороны и видит женщину бальзаковского возраста в измятом дорожном костюме со шляпой в руке, которую треплет холодный горный ветер, грозя вырвать и унести прочь. Нетвердыми, нерешительными шагами она медленно пошла вперед.

Чуть в стороне от обочины на откосе темнели остатки сгоревшего автомобиля. За ними высилась отвесная скала, кусты эвкалипта и вереск между машиной и дорогой были поломаны и помяты.

Габриэль шла одна; мужчины тактично отстали. И она внутренним взором смотрела на эту женщину, приблизившуюся к обгоревшей бесформенной груде металла, дерева, кожи и резины, которая еще недавно была дорогим кабриолетом. Все это казалось настолько неестественным, что напоминало кадр из фильма.

Только подойдя вплотную к этим автомобильным останкам, она осознала реальность представившегося ей зрелища. В нос ударил резкий запах — смесь бензина, серы и сгоревшей резины, — и, как ни странно, обоняние скорее, чем зрение, убедило ее в том, что это чудовищная действительность. Непостижимое в одно мгновение открылось ее сознанию.

Ежесекундно вспыхивающие солнечные зайчики вперемешку с длинными темными тенями слепили водителя. Встречный ветер, влажный и холодный, пощипывал лицо, смешивался с его горячим дыханием и туманил стекла очков. Но он, несмотря на это, ехал на бешеной скорости, как ехал бы в ясный день по прямой дороге. Бой никогда ничего не делал осторожно или медленно. Рев мотора звучал музыкой в его ушах, то скерцо, то рондо. Визжали тормоза, сталь терлась о сталь, резина об асфальт. А потом автомобиль вдруг поднялся в воздух, ломая кусты и ветви деревьев, врезался в скалу и, взорвавшись, превратился в огромный огненный шар на фоне ночного неба.