— Это моя тетя, — с улыбкой пояснила Габриэль. — Сестра моего отца. Но мы с ней почти ровесницы, так что она была мне как сестра.
— Была?..
Габриэль тяжело вздохнула.
— Она умерла. Как и мои сестры Жюли и Антуанетта. Как моя мама. Кроме меня, никого из женщин Шанель не осталось. Видимо, уж такая судьба у нашего рода — умирать раньше времени.
Дмитрий ничего не ответил. Быть может, его шокировало ее предположение, что она не доживет до старости. А может, он вспомнил свою мать, которая умерла в двадцать один год. В молчании, думая каждый о своем, ехали они по узким улочкам старого города.
— Не волнуйся. Я собираюсь разрушить это заклятие, — сказала наконец Габриэль. — И… Осторожно!!! — вскрикнула она. Их машину занесло на повороте узкого переулка, идущего подуклон. Дмитрий резко затормозил, едва не зацепив правым колесом уличный фонарь. Габриэль швырнуло вперед; инстинктивно выставив вперед руки, она успела упереться в приборную доску. — Если так дальше пойдет, то, пожалуй, и мне не избежать участи женщин Шанель! — выдохнула она.
Очевидно, это был не лучший момент для шуток. Не проронив ни слова, Дмитрий переключил передачу и осторожно сдал назад.
Габриэль пожалела о своей глупой колкости. Это был единственный неудачный маневр за всю их поездку, а ведь проехали они уже не одну сотню километров.
— Прости, зря я это сказала. Все это время ты был великолепным шофером, — чтобы сгладить неловкость, поспешила добавить она.
— Сделаю все, что в моих силах, чтобы ты жила долго и счастливо, — спокойно ответил он и, припарковав «роллс-ройс» у обочины, предложил: — Давай выйдем и пройдемся пешком.
— Там дождь.
— У нас есть зонт. — Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке.
— Я могу простудиться, — улыбнулась Габриэль в ответ.
— Это не смертельно.
В этот момент луч солнца, как по волшебству, прорезал серые тучи и, отразившись в металле капота, сверкнул так ярко, что им пришлось зажмуриться.
— Видишь, это знак. Пойдем, — сказал Дмитрий.
— Ну что ж, надеюсь, в «Гранд-кафе» все так же вкусно, как было раньше.
Раскрывать зонт им не пришлось: дождь кончился. Мокрая мостовая отливала на солнце свинцовым блеском, небо отражалось в лужах так ярко, будто кто-то плеснул в них голубой краски. Город, казалось, просыпался. Рабочие и служащие направлялись в табачную лавку на углу пропустить по стаканчику, двое мальчишек в школьной форме весело прыгали по лужам, не обращая внимания на увещевания няни; женщина с корзинкой шла в магазин за покупками, симпатичная молодая девушка с коротко стриженными темными волосами, торчащими из-под шляпки клош, спешила куда-то по своим делам…
Габриэль посмотрела ей вслед. Она вспомнила, что когда-то и она выглядела почти так же: только вместо клоша у нее была соломенная шляпка, а свои длинные волосы она скручивала в узел на затылке. Ну и, разумеется, юбка была куда длиннее, чем та, что сейчас на девушке. Но в остальном незнакомка ничем не отличалась от нее самой двадцать лет назад.
— Пойдем на рю де Л'Орлож, — предложила Габриэль. — Посмотрим, работает ли еще «Ля мезон гранпэр». Это галантерейный магазин, в котором мы с Адриенной работали продавщицами. Шелк, кружева, ленты — тогда на это был большой спрос. А еще мы перешивали и чинили одежду. Иногда я часами сидела за швейной машинкой. Мне кажется, я приложила руку чуть ли не к каждой паре брюк в Мулене, — закончила она с неловким смешком.
— Ну, а теперь ты шьешь юбки и брюки чуть ли не на весь Париж, — проигнорировав двусмысленность ее слов, спокойно ответил Дмитрий.
— Пока не на весь, — улыбаясь, уточнила она.
— Но, согласись, ты шьешь очень много юбок и брюк.
Габриэль кивнула, она гордилась своим настоящим, но мысли ее по-прежнему были заняты событиями прошлого. Она вспомнила Этьена Бальсана, чьи брюки лежали на ее рабочем столе в ожидании новых пуговиц или новой тесьмы бессчетное количество раз. Его полк стоял тогда в Мулене. Но она не собиралась рассказывать Дмитрию о том, как из замка в Руалье ей открылась дорога в Париж. Если кто-нибудь из друзей великого князя до сих пор не просветил его по поводу этой части ее биографии — разумеется, из самых лучших побуждений, — то и незачем ему об этом знать. Она не хотела говорить ни об Этьене, получившем в наследство солидное состояние, ни о других офицерах, днем заходивших в галантерейный магазин, а ночью тайком поднимавшихся к ней в комнату. Многие осудили бы ее за легкомыслие и безнравственность, но Габриэль не стыдилась того, как жила тогда, — лишь считала, что было бы неумно рассказывать нынешнему любовнику о всех его предшественниках.