Стоя на залитой долгожданным весенним солнцем улице и оглядываясь в поисках такси, Мария Павловна знала, что гораздо больше напоминает крестьянку, чем великую княжну. Она так и не научилась делать себе эффектную прическу и правильно подбирать платья. Покинув Петроград и больше не имея возможности держать горничную, Мария Павловна перестала придавать своему внешнему виду какое-то особое значение и порой могла по нескольку дней подряд не смотреться в зеркало. Она давно уже смирилась и со своим гардеробом, и с неподходящей прической. Но в изысканной обстановке отеля «Ритц», где они договорились встретиться с Дмитрием, подобное равнодушие было не к месту — Мария Павловна прекрасно это понимала, равно как и то, что-таксисты игнорируют ее не просто так. Несмотря на ее энергичную жестикуляцию, они проезжали мимо, лишь пожимая плечами. Видимо, думают, что у нее нет денег — если бы они только знали!..
У нее в сумочке лежал жемчуг бабушки — восхитительные длинные бусы императрицы Марии Александровны. Марии Павловне удалось спрятать и вывезти их из России. В отличие от своих собственных драгоценностей, давно уже проданных, жемчуг Романовых она бережно хранила, не решаясь расстаться с фамильной реликвией. Но теперь решила, что пришло время отдать ее великому князю — возможно, бесценный жемчуг поможет ему финансировать борьбу за русский престол.
Наконец рядом с ней остановилось такси.
— Вам куда, матушка? — спросил шофер с явным славянским акцентом.
Задохнувшись от возмущения, Мария Павловна даже забыла, куда направляется. Пожалуй, ей действительно стоит больше интересоваться своим внешним видом, чем политикой.
Опомнившись, она холодно произнесла:
— Отвезите меня в отель «Ритц» на Вандомской площади.
— Боже мой! — воскликнул шофер по-русски, оборачиваясь к ней и крестясь на православный манер. — Ваше высочество, почту за честь.
— Благодарю вас, — ответила Мария машинально, но затем осторожно спросила: — Простите, мы знакомы?
Хотя это явно было излишне: раз уж он узнал ее в зеркало заднего вида, да еще и в нынешнем более чем скромном туалете, значит, они точно где-то встречались. Все доступные публике фотографии запечатлели ее еще в былом царственном величии.
— Да. Мы познакомились на балу в Александровском дворце. Мне выпала честь танцевать с вами. А потом, в девятьсот пятнадцатом, мы встретились в госпитале во Пскове. Вы спасли мне жизнь.
Мария Павловна попыталась вспомнить это доброжелательное, покрытое морщинами лицо, но, к своему стыду, не смогла и потому лишь смущенно кивнула в ответ. Будто прочитав ее мысли, шофер добавил:
— Я князь Павел Николаевич Соляшин. Но, боюсь, сейчас меня трудно узнать.
«Как и меня», — добавила Мария Павловна про себя. Смутное воспоминание о блестящем молодом герое пронеслось у нее в голове. Печально, что эмиграция так сильно меняет людей. Она непроизвольно сравнила князя со своим братом, сумевшим сохранить молодость и привлекательность.
— Да, я вас помню, князь, — сказала она мягко. — Но нам пора ехать, иначе я опоздаю на встречу.
Машина тронулась, а Мария Павловна задумалась, сколько дать на чай человеку ее круга. Ее бывшего круга.
Глава семнадцатая
Мися, конечно же, стала ее первой гостьей. Как только известие о возвращении Габриэль разнеслось по Парижу, подруга тут же явилась с визитом. Как всегда, без предварительной договоренности. Свое вмешательство в личную жизнь Коко она оставила без комментариев. И вообще вела себя так, словно и не посылала никакой телеграммы Стравинскому. Габриэль любезно подыграла ей, ни словом не упомянув об этой интриге. Тем более что Мися все равно стала бы упрямо отрицать свое участие. Таким образом необходимость неприятного разговора отпала сама собой. Габриэль как ни в чем не бывало сердечно обняла подругу.
— Я хочу все знать, — заворковала та, бросив пальто небрежным элегантным жестом на спинку кресла. — Ты должна мне все рассказать о своем путешествии и о своем великом князе.