А потом он закричал:
— Вон отсюда! Сейчас же! Портрет сжечь! Сжечь его… Все сжечь, — полотно и раму — все.
Ужас охватил его. Он приказал сжечь картину, но уже было поздно и пришлось отложить уничтожение ее на утро. Муж ходил измученный, без сна.
— Где барыня? — спросил он прислугу.
— Кажется, наверху, — был ответ.
— Давно ли пошла туда?
— Час тому назад.
Злоба охватила его и пересилила страх. Сердце стучало громко и тревожно. Он, тихо крадучись, пробрался наверх. У дверей он остановился, стал прислушиваться… Тихо все, — но вот как будто легкий стон… стон радостный, сладостный… Он стоял в каком-то оцепенении, не понимая, что это значит, откуда эти звуки.
Наконец, осторожно нажал ручку дверей…
Несколько свечей освещали большую комнату, стояли белые и недвижимые, как будто немая стража страшного дела. У самого портрета на диване лежала сна, полунагая и прекрасная, как лепесток белой розы. Губы ее были раскрыты и глаза полузакрыты, и вся она дрожала и трепетала в сладостном томлении. Казалось, какие-то дикие чары охватили ее… А он, прекрасный князь, наклонился к ней, жег ее очами своими, покорял ее безумным страстным взглядом.
Муж стоял, как статуя, прислонившись к стене, и вдруг бросился к ней и ударил ее. Безумный крик вырвался из ее груди. Тогда случилось нечто страшное.
С быстротой молнии прекрасный юноша на портрете взмахнул кинжалом и всадил его в грудь мужа. Тот глухо вскрикнул и упал мертвым. Но на груди его не было следов крови.
— Странно… странно…
Ужас тронул ее рассудок, ужас застыл в ее глазах навсегда. В глазах ее скрыта ужасная тайна…
Я не обезумел, приятель! И это не от вина… Клянусь тебе, что все это я видел в ее прекрасных глазах, в шантане на Montmartre… Я знаю, что она никогда не спит, что она боится ночи и себя…
— Уйдем отсюда, ради Бога, уйдем!
К солнцу! К солнцу!
Д. Роппс
СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ Д-РА ОВЕРНЬЕ
Женщина, собиравшаяся подняться на вторую ступеньку, внезапно остановилась в нерешительности. После минутного колебания, она неуверенными шагами сошла на мостовую и опять начала нервно прохаживаться перед домом доктора Овернье.
Вечер сгущался быстро, а затяжной дождь наложил на влажные поверхности серых крыш холодные отблески. Было холодно, но незнакомка дрожала не столько от сырости, пронизывавшей ее, сколько от волнения.
Ведь прошло уже больше часа с тех пор, как она пересекла темную площадь и нашла нужный ей дом! Более часа не хватало решимости сделать последний шаг и постучать в заветную дверь!
Временами, сделав усталое движение рукой, женщина резко поворачивалась и поспешными шагами пересекала мостовую. Удалившись от докторского дома, она, однако, неизменно возвращалась обратно. Внезапно, решившись на все, женщина подняла дрожащую руку и нажала кнопку звонка.
— Итак, вы жалуетесь на бессонницу, беспричинную усталость и постоянное ощущение тяжести в затылке?
Доктор Овернье поднял голову и впервые внимательно оглядел пациентку. Он увидел молодую, худощавую женщину, светлую блондинку, со впавшими глазами и восковым цветом лица.
Неумело наложенный румянец не мог скрыть мертвенной бледности.
Что у нее? Рак? Туберкулез?
Но симптомы серьезной болезни отсутствовали.
«Нет, — подумал доктор Овернье, — здесь что-то другое. Мне кажется, она и сама не надеется на то, что исследование выяснит причины ее недомогания. Надо заставить ее разговориться…»
Доктор сказал вслух:
— У вас, вероятно, утомительная профессия?
— Я служу на почте.
— Вам приходится много работать?
— Да, летом, когда много дачников. Но теперь затишье.
«Так, — подумал про себя Овернье. — Значит, причина не в переутомлении. Может быть, романтика?»
— Скажите: вы замужем? — обратился он к пациентке.
Та отрицательно покачала головой.
— Видите ли, мадемуазель, — продолжал доктор, — я принужден быть нескромным и настойчивым. Если вы не замужем…
Незнакомка перебила его:
— У меня есть любовник.
Она принужденно улыбнулась и прибавила:
— Но это не то, что вы думаете.
Доктор вторично пристально взглянул на незнакомку. Свет лампы, падавший прямо на нее, позволил различить странную, раньше им не замеченную напряженность больших, неподвижных зрачков.
Наступило молчание. Овернье не сводил взгляда с пациентки, с которой происходило что-то странное: пальцы ее все крепче сжимались, словно она цеплялась за край стола, а дыхание становилось все прерывистее. Выражение лица преобразилось: резче выступили морщины, рот сжимался все плотнее, а в глазах, неподвижно устремленных на лампу, загорелся лихорадочный блеск.